Немецкая революция и сталинская бюрократия
Шрифт:
Апологеты сталинизма в тридцатые годы вообще не понимали своеобразия фашистского движения. Для вождей Коминтерна фашизм являлся лишь наиболее аггрессивным и военизированным отрядом капитализма. Не только Муссолини, но и бонапартистское правительство Пилсудского в Польше, Брюнинга и Папена в Германии и Франко в Германии, все они в пропаганде Коминтерна вырисовывались как фашистские режимы.
Отношение сталинизма к социал-демократии определялось внутренними потребностями правящей клики в Советском Союзе. В середине двадцатых годов, несмотря на критику со стороны большевиков-ленинцев, Сталин склонялся к союзу с определенными социал-демократическими течениями, например Англо-Русский профсоюзный комитет; и с оппортунистами-народниками, например, Чан-Кай-Ши в Китае. Но, когда эта право-оппортунистическая политика привела к хозяйственному кризису внутри России (рост кулака и кризис хлебозаготовок в 1927-28 гг.) и Сталин, чтобы спасти режим, был
За истекшие десятилетия со времени победы фашизма и Второй Мировой войны социал-демократия не изменила свою стратегию "борьбы с фашизмом", наоборот, она еще теснее интегрировалась в буржуазное государство и дальше ушла от идей классовой борьбы пролетариата, или даже классового давления пролетариата на буржуазию. Сталинизм, с другой стороны, уже давно отбросил теории "третьего периода" и классовой борьбы за власть. Сегодня сталинистские партии в своей политике, стратегии, мировоззрении мало отличаются от социал-демократических, сталинисты лишь более цинично врут о собственной истории. И те и другие расхваливают буржуазную демократию, питают надежды на те или другие реформы, призывают государство с его полицейскими, судами и парламентом прийти рабочим на помощь и усмирить фашистов. Что опаснее всего, это преклонение этих самозванных вождей пролетариата перед фетишем государства, перед национальными суверенитетами, национальными возможностями развития. Это преклонение перед патриотизмом и национализмом открывает дорогу национал-социализму. Национал-патриотические излияния лже-коммунистов и лже-социалистов полностью противоречат реальной интернационализации производства и рынка труда, повседневной жизни и культуры человечества. Поэтому их национально-реформистские программы лишены какой-либо убедительности, внутренне противоречивы и лживы. Все это вместе ведет к занижению сознательности рабочего класса и широких народных масс.
Перед вами работа, которая подходит к вопросам, связанным с фашизмом, с совершенно другой точки зрения, чем сталинисты и социал-демократы. Троцкий продолжал традицию наступательного рабочего движения, которое достигло своей кульминации в Октябрьской революции. В фашизме он видел структурный кризис капиталистической системы и буржуазно-парламентских методов правления в мировом масштабе, но также и кризис пролетарского руководства, призванного и обязанного вести рабочий класс к захвату власти, но по ряду причин неспособного выполнить эту историческую задачу.
Предоставим слово Льву Троцкому.
Предисловие автора
Русский капитализм оказался самым слабым звеном империалистской цепи вследствие своей крайней отсталости. Германский капитализм обнаруживает себя в нынешнем кризисе, как самое слабое звено, по противоположной причине: это самый передовой капитализм в условиях европейской безвыходности. Чем большая динамическая сила заложена в производительные силы Германии, тем более они должны задыхаться в государственной системе Европы, похожей на «систему» клеток захудалого провинциального зверинца. Каждый поворот конъюнктуры ставит германский капитализм перед теми задачами, которые он пытался разрешить посредством войны. Через правительство Гогенцоллерна немецкая буржуазия собиралась "организовать Европу". Через правительство Брюнинга-Курциуса она сделала попыткуи таможенной унии с Австрией. Какое страшное снижение задач, возможностей и перспектив! Но и от унии пришлось отказаться. Вся европейская система стоит на курьих ножках. Великая спасительная гегемония Франции может опрокинуться, если несколько миллионов австрийцев присоединятся к Германии.
Европе, и прежде всего Германии, нет движения вперед на капиталистическом пути. Временное преодоление нынешнего кризиса автоматической игрой сил самого капитализма — на костях рабочих — означало бы возрождение на самом близком этапе всех противоречий, только в еще более сгущенном виде.
Удельный вес Европы в мировом хозяйстве может только снижаться. Со лба Европы и так уже не сходят американские ярлыки: план Дауэса, план Юнга, мораторий Хувера. Европа прочно посажена на американский паек.
Загнивание капитализма означает социальное и культурное загнивание. Для планомерной дифференциации наций, для роста пролетариата, за счет сужения промежуточных классов, дорога закрыта. Дальнейшая затяжка социального кризиса может означать лишь пауперизацию мелкой буржуазии и люмпенское перерождение все больших слоев пролетариата. Острее всего эта опасность держит за горло передовую Германию.
Самой гнилой частью загнивающей капиталистической Европы является социал-демократическая бюрократия. Она начинала свой исторический путь под знаменем Маркса и Энгельса. Своей целью она ставила низвержение господства буржуазии. Могущественный подъем капитализма захватил ее и поволок за собою. Она отказалась сперва на деле, потом и на словах, от революции во имя реформы. Каутский, правда, долго еще защищал фразеологию революции, приспособляя ее к потребностям реформизма. Бернштейн, наоборот, требовал отказа от революции: капитализм входит в эпоху мирного процветания, без кризисов и войн. Образцовое пророчество! Могло казаться, что между Каутским и Бернштейном непримиримое противоречие. На самом деле они симметрично дополняли друг друга, как левый и правый сапог реформизма.
Разразилась война. Социал-демократия поддержала войну во имя будущего процветания. Вместо процветания пришел упадок. Теперь задача состояла уже не в том, чтоб из несостоятельности капитализма выводить необходимость революции; также и не в том, чтоб посредством реформ примирить рабочих с капитализмом. Новая политика социал-демократии состояла в том, чтоб спасти буржуазное общество ценою отказа от реформ.
Но и это оказалось не последней ступенью падения. Нынешний кризис агонизирующего капитализма заставил социал-демократию отказаться от плодов долгой экономической и политической борьбы и свести немецких рабочих на уровень жизни их отцов, дедов и прадедов. Нет исторического зрелища, более трагического и вместе отталкивающего, чем злокачественное гниение реформизма среди обломков всех его завоеваний и надежд. Театр гонится за модернизмом. Пусть ставит почаще гауптмановских «Ткачей», самую современную из пьес. Но пусть директор театра не забудет отвести первые ряды вождям социал-демократии.
Впрочем, им не до зрелищ: они пришли к последнему пределу приспособляемости. Есть уровень, ниже которого рабочий класс Германии добровольно и надолго спуститься не может. Между тем борющийся за свое существование буржуазный режим этого уровня признавать не хочет. Исключительные декреты Брюнинга — только начало, только прощупывание почвы. Режим Брюнинга держится трусливой и вероломной поддержкой социал-демократической бюрократии, которая сама держится на угрюмом полудоверии части пролетариата. Система бюрократических декретов неустойчива, ненадежна, недолговечна. Капиталу нужна иная, более решительная политика. Поддержка социал-демократии, оглядывающейся на собственных рабочих, не только недостаточна для его целей, — она уже начинает его стеснять. Период полумер прошел. Чтоб попытаться найти выход, буржуазии надо начисто освободиться от давления рабочих организаций, надо убрать, разбить, распылить их.
Здесь начинается историческая миссия фашизма. Он поднимает на ноги те классы, которые непосредственно возвышаются над пролетариатом и боятся быть ввергнуты в его ряды, организует и милитаризирует их на средства финансового капитала, под прикрытием официального государства, и направляет их на разгром пролетарских организаций, от самых революционных до самых умеренных.
Фашизм не просто система репрессий, насилий, полицейского террора. Фашизм — особая государственная система, основанная на искоренении всех элементов пролетарской демократии в буржуазном обществе. Задача фашизма не только в том, чтобы разгромить коммунистический авангард, но и в том, чтобы удерживать весь класс в состоянии принудительной распыленности. Для этого недостаточно физического истребления наиболее революционного слоя рабочих. Надо разбить все самостоятельные и добровольные организации, разрушить все опорные базы пролетариата и искоренить результаты трех четвертей столетия работы социал-демократии и профсоюзов. Ибо на эту работу, в последнем счете, опирается и компартия.
Социал-демократия подготовила все условия для торжества фашизма. Но этим самым она подготовила условия своей собственной политической ликвидации. Возлагать на социал-демократию ответственность за исключительное законодательство Брюнинга, как и за угрозу фашистского варварства — совершенно правильно. Отождествлять социал-демократию с фашизмом — совершенно бессмысленно.
Своей политикой во время революции 1848 года либеральная буржуазия подготовила торжество контр-революции, которая затем ввергла либерализм в бессилие. Маркс и Энгельс бичевали немецкую либеральную буржуазию не менее резко, чем Лассаль, и глубже его. Но когда лассальянцы валили феодальную контр-революцию и либеральную буржуазию в "одну реакционную массу", Маркс и Энгельс справедливо возмущались этим фальшивым ультра-радикализмом. Ложная позиция лассальянцев делала их в некоторых случаях невольными пособниками монархии, несмотря на общий прогрессивный характер их работы, неизмеримо более важной и значительной, чем работа либерализма.