Немецкая романтическая повесть. Том II
Шрифт:
При виде этого герцог сказал: «Прекрасная, несчастная Аннерль! Подлый соблазнитель, ты опоздал! — Бедная, старая матушка, ты одна осталась ей верна до самой смерти!» Увидав меня при этих словах поблизости от себя, он обратился ко мне: «Вы говорили мне о завещании капрала Каспера; при вас оно?» Я обратился к старушке и сказал: «Бедная матушка, дайте мне бумажник Каспера; его светлость хочет прочесть его завещание».
Старушка, которая ни на что не обращала внимания, сказала ворчливо: «Ты опять тут? Ты бы лучше вовсе оставался дома. Прошение у тебя? Теперь уже поздно. Я не могла утешить бедное дитя тем, что она будет честно похоронена рядом с Каспером; ах, я солгала ей это, но она мне не поверила!»
Тут герцог прервал ее и сказал: «Вы не солгали, добрая матушка. Тот человек сделал все от него зависящее; виновато во всем падение лошади. Пусть она будет похоронена с честью рядом со своей матерью и Каспером, который был честный малый. На их погребении пусть будет произнесена проповедь на слова: «Воздавайте честь одному богу!» Каспер пусть будет похоронен как прапорщик, его эскадрон даст три залпа над его
С этими словами он схватил шпагу Гроссингера, которая все еще лежала вместе с шарфом на земле, снял с нее шарф, покрыл им Аннерль и сказал: «Этот несчастный шарф, который должен был принести ей помилование, пусть возвратит ей честь. Она умерла честной и помилованной, пусть шарф будет погребен вместе с нею».
Шпагу он передал караульному офицеру со словами: «Вы еще получите от меня на параде приказания относительно похорон улана и этой бедной девушки».
Затем он громко и с большим чувством прочел последние слова Каспера. Старая бабушка обняла, радостно плача, его ноги, как будто она была счастливейшая из женщин. Он сказал ей: «Успокойтесь, вы будете получать пенсию до самой вашей кончины; вашему внуку и Аннерль я прикажу поставить памятник». Затем он велел священнику отправиться со старухой и с гробом, в который была положена казненная, к себе на квартиру, а потом отвезти их на родину и позаботиться о погребении. Тем временем прибыли его адъютанты с лошадьми, и он сказал, обращаясь ко мне: «Сообщите моему адъютанту ваше имя, я вас вызову. Вы обнаружили прекрасное, гуманное рвение». Адъютант записал в памятной книжке мое имя и сказал мне любезный комплимент. После этого герцог поскакал, сопровождаемый благословениями толпы, в город. Тело красотки Аннерль доставлено было вместе с доброй старой бабушкой в дом священника, с которым она вернулась следующей же ночью на родину. Офицер прибыл туда же на другой вечер со шпагой Гроссингера и эскадроном улан. После этого честный Каспер похоронен был, со шпагой Гроссингера на гробу и патентом на чин прапорщика, вместе с красоткой Аннерль, рядом со своей матерью. Я также поспешил туда и вел под руку старую матушку, которая радовалась, как дитя, но была мало разговорчива; а когда уланы дали третий залп над могилой Каспера, она упала мертвой мне на руки. Она похоронена была также рядом со своими. Да дарует им всем господь радостное воскресение!
Взойдут они вверх к высоким чертогам, Туда, где сидят ангелочки пред богом. Проходил там господь Иисус Христос, Большую радугу пронес. И душа будет навек чиста, Когда все мы придем пред Иисуса Христа! Аминь.Вернувшись в столицу, я услыхал, что граф Гроссингер умер — он отравился. У себя дома я нашел письмо от него. В нем было написано:
«Я вам многим обязан. Вы выявили на свет божий мой позор, которым уже давно терзалось мое сердце. Песню, которую пела старуха, я знал хорошо: Аннерль часто ее мне певала, она была невыразимо благородное существо. Я же был подлый преступник. В ее руках находилось мое письменное обещание на ней жениться, и она его сожгла. Она была в услужении у моей старой тетки, она часто страдала меланхолией. Я овладел, при помощи особых медицинских средств, отличающихся какими-то магическими свойствами, ее душой. — Боже, буди милостив ко мне грешному! — Вы спасли также и честь моей сестры. Герцог ее любит, я был его фаворитом — это происшествие потрясло его — помоги мне, господи! Я принял яд.
Передник красотки Аннерль, в который вцепилась зубами голова охотника Юрге после ее отсечения, хранится в герцогской кунсткамере. Говорят, герцог возводит сестру графа Гроссингера в княжеское достоинство под фамилией «Voile de Gr^ace», что значит «шарф помилования», и женится на ней. Во время ближайшего смотра в окрестностях Д… будет освящен на деревенском кладбище памятник на могилах обеих несчастных жертв чувства чести. Герцог и княгиня будут сами при этом присутствовать. Он чрезвычайно доволен памятником; говорят, что идея его придумана была княгиней и герцогом сообща. Памятник изображает собою ложную и истинную честь, которые с двух сторон преклоняются до земли пред крестом; правосудие стоит с обнаженным мечом по одну сторону, а милость — по другую, и простирает шарф. В чертах лица правосудия находят сходство с герцогом, а в чертах лица милости — сходство с чертами княгини.
Перевод А. Алявдиной, перевод стихов Б. Ярхо
ГЕНРИХ ФОН КЛЕЙСТ
МАРКИЗА О…
В М., одном из крупных городов Верхней Италии, вдовствующая маркиза О., женщина, пользовавшаяся превосходной репутацией, и мать нескольких прекрасно воспитанных детей, напечатала в газетах, что она, сама того не подозревая, оказалась в положении и просит отца ожидаемого ею ребенка явиться и что она из семейных соображений решила выйти за него замуж.
Женщина, которая с такой уверенностью, под давлением неотвратимых обстоятельств, сделала столь странный, вызывающий всеобщую насмешку шаг, была дочь господина Г., коменданта цитадели в М. Около трех лет тому назад она потеряла мужа, маркиза О…, которого искренно и нежно любила; маркиз скончался во время путешествия, предпринятого им в Париж по семейным делам. По желанию своей почтенной матери, госпожи Г., она покинула после смерти мужа свое поместье, где дотоле проживала, близ города В. и вновь вместе с двумя детьми поселилась у своего отца в комендантском доме. Здесь провела она ближайшие годы, занимаясь искусством, чтением, воспитанием детей и ухаживанием за родителями в полном уединении до тех пор, пока вспыхнувшая война не наводнила окрестностей войсками почти всех держав, в том числе и русскими. Полковник Г., получивший приказ защищать крепость, предложил жене и дочери переехать либо в имение последней, либо в имение его сына, расположенное близ города В. Но раньше чем женщины успели взвесить опасности, которым они могли подвергнуться в осажденной крепости, и ужасы, угрожавшие им в открытой местности, и решиться на тот или другой выбор, цитадель уже оказалась быстро окруженною русскими войсками, и коменданту ее было предложено сдаться. Полковник объявил
Как раз в то самое мгновение, когда русские под жестоким гаубичным огнем врывались в цитадель снаружи, левое крыло дома коменданта загорелось, что вынудило женщин покинуть его. Жена полковника, следовавшая за дочерью, которая со своими детьми поспешно спускалась с лестницы, крикнула ей, чтобы она вместе с нею спасалась в подвальное помещение; однако граната, разорвавшаяся в это самое мгновение внутри дома, довершила царившее в нем смятение. Маркиза оказалась с обоими детьми на площади перед замком, где выстрелы кипевшего кругом боя сверкали во мраке ночи, и снова ее, обезумевшую и не знавшую, куда спасаться, загнали в горящее здание. Здесь, к несчастью, как раз в то мгновение, когда она собиралась ускользнуть через заднюю дверь, ей встретился отряд неприятельских стрелков, которые, завидев ее, вдруг остановились, перекинули ружья за плечо и с отвратительными жестами потащили ее за собой. Напрасно маркиза, в то время как ужасная шайка дерущихся между собою солдат рвала ее то в одну, то в другую сторону, звала на помощь своих трепещущих служанок, которые спасались через ворота. Ее притащили на задний двор замка, где она под гнетом жесточайших насилий готова была упасть на землю, когда, привлеченный отчаянными криками женщины, появился русский офицер, который жестокими ударами разогнал этих псов, жадных до такой добычи. Маркизе он показался ангелом, ниспосланным с небес. Последнего озверевшего злодея, который охватил рукой ее стройный стан, он ударил эфесом шпаги по лицу так, что тот шатаясь отошел, выплевывая кровь; затем, обратившись с любезной французской фразой к даме, он предложил ей руку и провел ее, утратившую от всего пережитого способность говорить, в другое, не охваченное огнем крыло дворца, где она упала, потеряв сознание. Здесь, куда вскоре сбежались ее перепуганные служанки, он распорядился вызовом врача и, надев шляпу, уверил, что она скоро придет в себя, после чего снова вернулся в бой.
Крепость вскоре была окончательно взята, и комендант, который уже только оборонялся, так как ему не хотели дать пощады, отступил, теряя силы, к воротам замка, когда русский офицер с разгоряченным лицом вышел оттуда и крикнул ему, чтобы он сдался. Комендант отвечал, что он только и ждал этого предложения, передал ему свою шпагу и испросил разрешения войти в замок, чтобы разыскать свое семейство. Русский офицер, бывший, судя по роли, которую он играл, одним из предводителей приступа, позволил ему это под охраной конвоира и, поспешно став во главе одного из отрядов, решил исход боя там, где он еще был сомнителен, и наскоро занял вооруженными силами важнейшие пункты крепости. Вскоре затем он вернулся на сборное место, приказал остановить все более и более распространявшийся пожар, причем сам проявлял чудеса энергии, когда его распоряжения исполнялись не с достаточным усердием. То взлезал он с кишкой в руках по горящим крышам, направляя струю воды, то, наполняя ужасом сердца азиатов, задерживался в арсеналах и выкатывал оттуда боченки с порохом и начиненные бомбы. Комендант, тем временем вошедший в дом, был страшно перепуган, узнав об ужасном случае с маркизой. Маркиза, которая и без помощи врача совершенно очнулась от своего обморока, как то предсказывал русский офицер, была чрезвычайно рада увидать всех своих живыми и здоровыми и оставалась в постели лишь для того, чтобы успокоить их чрезмерную тревогу; она уверяла, что единственное желание ее — встать, чтобы выразить всю свою признательность своему избавителю. Она уже знала, что та был граф Ф., подполковник Т-ского стрелкового батальона и кавалер многих орденов. Она просила отца настоятельно убедить его не покидать цитадели, не зайдя, хотя бы на минуту, в замок. Комендант, уважая чувства дочери, немедленно вернулся в цитадель и, не найдя более удобного случая, так как граф Ф. все время переходил с места на место, будучи занят всевозможными военными распоряжениями, передал ему желание своей растроганной дочери на валу, где тот производил смотр поредевшим в бою ротам. Граф уверил его, что он только и ждет той минуты, когда ему удастся освободиться от своих занятий, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение. Он осведомился, как себя чувствует маркиза, когда подошедшие в это время с донесениями офицеры снова вовлекли его в сумятицу военных действий. Когда наступил день, прибыл начальник русских войск и осмотрел цитадель. Он выразил коменданту свое уважение, высказал сожаление, что счастье не оказало его мужеству надлежащей поддержки, и отпустил его на честное слово, предоставив ему отправиться, куда ему будет угодно. Комендант выразил ему свою признательность, добавив, что он за этот день многим обязан русским вообще, особенно же молодому графу Ф., подполковнику Т-ского стрелкового батальона. Генерал спросил, что собственно произошло, и, когда ему рассказали о преступном покушении на дочь коменданта, он выразил сильнейшее негодование. Он вызвал графа Ф. Высказав ему в кратких словах свою похвалу по поводу его благородного поведения, причем все лицо графа вспыхнуло горячим румянцем, он в заключение заявил, что велят расстрелять мерзавцев, позорящих имя своего императора, и велел указать, кто они.
Граф Ф. смущенно и сбивчиво заявил, что он не в состоянии назвать их имена, так как при слабом мерцании фонарей во дворе замка он не мог разглядеть их лиц. Генерал, слыхавший, что в то время замок уже был охвачен пламенем, выразил по этому поводу свое удивление; он заметил при этом, что даже ночью можно признать хорошо знакомых людей по голосу, и приказал, когда граф в смущении только пожал плечами, произвести с возможной энергией строжайшее расследование этого дела. В это время кто-то, протеснившись вперед из задних рядов, доложил, что одного из раненных графом Ф. злодеев, упавшего в коридоре, слуги коменданта перетащили в отдельную каморку и что он все еще там находится. Генерал тотчас приказал привести его под конвоем, коротко допросить и расстрелять всю шайку, состоявшую из пяти человек, после того как тот назвал всех пятерых по именам. Покончив с этим делом, генерал, оставив в цитадели небольшой гарнизон, отдал остальным войскам приказ о выступлении; офицеры поспешно разошлись к своим частям; граф Ф. среди суматохи и спешки подошел к коменданту и выразил ему сожаление, что при таких обстоятельствах он должен просить передать его почтение маркизе, и менее чем через час русские покинули крепость.