Немецкие шванки и народные книги XVI века
Шрифт:
Глава пятнадцатая
КАК НА СОЛЯНОЕ ПОЛЕ СКОТ ЗАБРЕЛ И ВЕРХОВНЫЙ СТРАЖ ЕГО ОТТУДА ПРОГОНЯЛ
Клянусь святым Витом, в толк никак не возьму, как это верховный страж — остолоп этакий! — проглядел и на соляное поле забрело целое неразумное стадо. Большой урон оно полю нанесло, много всего затоптало да опустошило, так что жаль было доброй соли, которая тут погибла, а особливо той, что еще должна была тут вырасти. Верховный страж вмиг вспомнил, что ему было приказано и что он выполнить поклялся; увидел он, как поле повытоптано и какой урон нанесен, так что гнать скотину уже смысла не было, и крепко струхнул, и задумался вот о чем: ежели сейчас уже бестолковая скотина столько всего сожрала, то сколько
Посему поспешил он в город в большой тревоге — частью из-за себя, что он клятву свою не выполнил, частью из-за нанесенного Шильде урона — и доложил все по форме, как есть, городскому голове и славным шильдбюргерам. Те тоже не знали, как делу пособить, и созвали срочную общую сходку, и каждый должен был высказаться, как тут быть: чтобы соли еще больше не погибло и чтобы верховному стражу, который в столь опасном положении дров не наломал и ничего на свой страх и риск не предпринял, все же поспособствовать от скота избавиться. Ибо дуделками да пищалками тут делу не помочь, скотина все-таки, а не птица какая, и остальным стражам ничего насчет этого приказано не было.
Долго они судили да рядили, и так и этак дело поворачивали, налицо и наизнанку смотрели, с той и с другой стороны, сверху и снизу, пока у них голова кругом не пошла и не решили они назначить четырех судей, ибо судей неразумная скотина, пожалуй, пуще всех испугается. Судьи должны были пойти на соляное поле, посадить там главного стража на носилки, дать ему в руки длинный кнут и таскать его рысью по полю вдоль и поперек, покуда он своим кнутом всю проклятущую нашкодившую скотину прочь не прогонит. Сам же главный страж ни в коем случае по полю ходить не должен, чтобы посеву большего вреда не нанести и тем самым клятвы не нарушить. Верховный страж столь милостивому решению очень обрадовался, тут же на носилки взобрался и на них расселся, точно папа римский, коему он себя в мыслях своих уподобил. Судьи же его до тех пор по полю таскали, пока он всю проклятущую скотину не прогнал. Будь я сам таким верховным стражем, я бы согласился, чтобы меня хоть целый год по два раза на дню так на носилках таскали.
Само собой разумеется, четверо судей, что верховного стража по полю носили, никакого урона подрастающей соли не причинили, ибо были они непременные члены суда и своими слоновьими ножищами деликатно ступать умели и об общей пользе так радели, что никакого вреда принести не могли.
Глава шестнадцатая
КАК ПОД ГОРОДОМ ШИЛЬДОЙ СОЛЬ В ПОЛЕ ВЫРОСЛА И ШИЛЬДБЮРГЕРЫ ПЫТАЛИСЬ ЕЕ ЖАТЬ
Поле под Шильдой сперва зазеленело, потом зацвело, а в конце концов то, что шильдбюргеры принимали за соль, поспело, и походило это более всего на бурьян, чертополох и другую сорную траву, о коей говорят, что все ей нипочем, даже если на нее огненный дождь прольется. Как-то один шильдбюргер поспешил на то соляное поле по нужде, ибо — под воздействием своей прежней мудрости, что не так-то легко подавить, ведь она, как старая ива, гнется, но не ломается, — рассудил, что ничего зря пропадать не должно, все должно послужить общей пользе. Когда он так рассудил, то счел, что тем самым свой долг перед общиной выполнит, как всякому доброму бюргеру полагается и как, например, поступил тот, кто общине старый рыбачий невод, хоть и весь драный, безвозмездно подарил и большую благодарность сограждан заслужил, ибо шильдбюргеры, не всю свою мудрость еще полностью растерявшие, ценили добрую волю, сердце и душу дарящего выше, чем истинную ценность его дара.
Потому так спешил тот благочестивый шильдбюргер, словно на крыльях летел, пока на поле не попал, куда добирался. Там он присел посреди травы, как то у мужиков в обычае, особенно в пору, когда вишня уже поспела и на землю попадала.
Когда он дела свои справил, сорвал он пук благородной соляной травы (считая, что и более того заслужил), для того чтобы кое-что подтереть и нос прочистить. И оказалась она столь терпкой, что он от боли сразу же взвыл, трава та на язык ему попала и так обожгла, что он стал взад-вперед по полю бегать словно полоумный и орать во всю глотку: «Ну и сильна! Ну и сильна!»
Но потом опомнился и решил, что трава от соли так сильна и жгуча, ведь бывает же, что горчица глаза
Словами его вдохновленные, шильдбюргеры всем скопом в поле отправились, где тот вестник все, что с ним было, рассказал и показал, и они все сами на себе попробовали, городской голова прежде всех остальных, за ним выборные советники, а под конец все прочие. Когда они все это проделали, то очень обрадовались и каждый себя уже могущественным соляным владыкой считал.
Вот и приспело время для жатвы и сбора урожая, чтобы соль попусту не выветрилась да не опала, и шильдбюргеры вооружились всем, что считали для той работы необходимым. Одни взяли серпы, чтобы соляную траву жать; другие приехали с телегами, запряженными лошадьми, чтобы погрузить ее и в город везти, словно коноплю, а некоторые и цепы с собой захватили, чтобы соль вымолачивать.
Соль та оказалась до того крепка, что, когда они попытались ее жать, она им руки обожгла да ободрала до самых локтей. Надо было бы надеть рукавицы, но шильдбюргеры побоялись, как бы их на смех не подняли — на дворе-то лето стояло. Нашлись умники, что предложили соль косой косить, как траву — на сено, другие этого не советовали, так как семена могут осыпаться. Третьи же подсказали: хорошо бы соль стрелами сбивать, — но это дело не пошло, потому как не было среди шильдбюргеров метких стрелков, а со стороны приглашать они никого не пожелали, испугались, как бы чужеземцы их секрет возделывания соли не похитили. Короче говоря, так ничего они и не достигли. Пришлось им оставить соль в поле неубранной до той поры, покуда какая-нибудь удачная мысль в голову не придет. И ежели до этой затеи у них было мало соли, то теперь ее осталось всего ничего: что в пищу не употребили, то на поле просыпали. Очень они оттого страдали, что соль у них совсем истощилась: ни в еде ее не стало, ни в шутках, которые сделались совсем пресными, ибо еще прежде, отказавшись от мудрости, шильдбюргеры чрезмерно себе тем насолили.
Можно было бы им посоветовать сушить на печке прошлогодний снег и употреблять вместо соли; так один мудрец в древности делал, но сильно своим искусством злоупотреблял, а потому плохо кончил. Но что говорить? Никто из шильдбюргеров не мог догадаться, почему их соль оказалась такой кусачей. То ли поле они неправильно возделали, то ли навоза переложили или недоложили — другой раз, решили они, нужно будет делать получше, да непременно все примечать и записывать. Я-то знал, что трава, которая шильдбюргерам так руки пожгла, — это просто крапива; но говорить им о том не стал, чтобы их шутовству тем не повредить и чтобы они награду за то получили, как мы за свое получим. К тому же в шутовской моей голове бродила еще и другая мысль: не любим мы — и шильдбюргеры тут не исключение, — чтобы нам наши ошибки и недостатки под нос совали и на нашу глупость указывали. Известно, не дело ослу другого осла длинноухим ругать!
Глава семнадцатая
КАК ИМПЕРАТОР УТОПИИ ВОЗВЕСТИЛ ШИЛЬДБЮРГЕРАМ О СВОЕМ ПРЕДСТОЯЩЕМ ПРИБЫТИИ И КАК ОНИ В СПЕШКЕ ГОРОДСКОГО ГОЛОВУ ВЫБИРАЛИ
Покуда весть о былой мудрости шильдбюргеров разнеслась по всему белу свету, прошло немало времени. Зато слух об их шутовстве и глупости разлетелся куда быстрее, и очень скоро на земле не оказалось никого, кто бы не прослышал об их проделках. По правде говоря, в том нет ничего удивительного: ведь с тех пор, как мы, люди, лишились мудрости, превратились в шутов да глупцов, да еще по своей охоте, мы чаще слушаем о всяких глупостях и шутовских проделках, а мудрость нас интересует мало. Так оно и с шильдбюргерами получилось. Чтобы люди прослышали об их уме и мудрости, понадобилось много лет, а молва об их глупости пронеслась, словно молния, еще прежде, чем они стали настоящими глупцами.