Немецкий детектив (сборник)
Шрифт:
— За успех! — откликнулась миссис Диксон. Она допила бокал и попрощалась.
Подходя к двери, она не смогла сдержать улыбки. «Кошка-то без когтей», — снова подумала она о Риффорде. Но так думает мышка, пока когти не выпущены. Холодный пот выступил у нее на лбу, когда она вдруг услышала голос Риффорда, крикнувшего ей вслед:
— Достопочтенный сын со вчерашнего дня также в Гамбурге. Авось вам не придется принимать против него крутые меры! Я имею в виду Фолькера Лупинуса.
Стрелка спидометра «фиата» подрагивала напротив цифры сто десять.
Восточный край неба слабо окрасился в серый цвет. Конданссо пытался наверстать упущенное время и прибыть на место еще до рассвета. Нужно было использовать сумерки. Человек, лежащий в багажнике, оглушенный и связанный, придет в себя часов около шести. Оставалось сто двадцать минут, а до леса под Амбруа было еще далеко.
Жан Конданссо считал эту дальнюю поездку излишней. Не было бы ничего страшного, если бы Ричарда Дэвиса нашли где-нибудь в парижском предместье с синяками на лице, в разорванной одежде, без бумажника, часов и кольца, которые у него забрали. Все должно было походить на обычное нападение с целью грабежа.
Корсиканец сомневался в успехе, но приказ есть приказ. Возможно, французская полиция и клюнет на эту наживку, но ЦРУ — никогда. Старик жутко рассвирепел, когда к нему доставили в бессознательном состоянии ночного преследователя.
— Не хватало еще, чтобы вы натравили на нас американцев! — рявкнул он.
«И поделом нам досталось», — вынужден был признаться в душе Жан Конданссо. Но кто бы мог подумать, что за этой ищейкой скрывается агент секретной службы США! Теперь, как говорится, спасай то, что еще можно спасти!
Конданссо проехал несколько деревушек. За путепроводом под полотном железной дороги он свернул с главной магистрали. Неровная булыжная дорога с выбоинами заставила его снизить скорость. Он взглянул на часы, затем на розово-желтые блики на горизонте и снова проклял парижское дорожное управление. Ему пришлось дважды объезжать закрытые участки дороги, и на этом он потерял целый час.
Впереди показался Амбруа. Он не решился ехать прямо в городок: слишком уж оживленным стало движение на его улицах. По тряскому песчаному проселку он объехал местечко и остановил машину на лесной просеке. Лес встретил его птичьим концертом. Щебетанье птиц заглушало все остальные звуки и действовало ему на нервы. Жан Конданссо выждал десять минут, прислушиваясь, затем открыл багажник. Там лежал Ричард Дэвис с кислородной маской на лице, запакованный в одеяло, как тюк.
Конданссо развязал веревки и снял с Дэвиса маску. Потом оттащил тело в кусты. На листьях деревьев серебрилась утренняя роса. Когда Конданссо развернул свой «фиат», над лесом уже играли первые бледные лучи солнца.
Париж пробуждался, как пробуждаются все другие города. Какие-то серые люди с бледными, заспанными лицами бочком выползали на улицы из таких же серых домов. Фабричные гудки подгоняли их. Жан Конданссо ехал вдоль шпалер ожидающих на остановках автобусов или толпящихся у входа
Помещение, в котором он очутился, походило на старомодное бюро. Полки, канцелярские шкафы с дверцами в виде жалюзи, два письменных стола. Над ними висели неоновые лампы. Их резкий, пронзительно белый свет отражался от потолка и голых стен, покрытых известью. У окна стоял Бенуа Конданссо.
— Все в порядке? — спросил он брата.
— В порядке. — Жан выключил верхний свет и плюхнулся на стул, пружины которого заскрипели под его тяжестью. Бенуа уселся напротив него. Потянулся к пепельнице, где тлела большая черная сигара.
— Ты говорил со стариком? — спросил Жан.
— У него жалкий вид, чертовски жалкий, просто кошмар. Сверху поступила команда к отступлению. Операция «Медальон» была, как считают, его единственной неудачей. А теперь еще эта история с гангстером из ЦРУ. Не хотел бы я быть в шкуре старика.
— Это его проблемы. Есть новые распоряжения?
— Нет. Ждать — это сейчас главное. Ждать, что предпримет противник.
— Противник? Думаю, что никто из нас не знает его.
— Наверху встревожены появлением ЦРУ. Пойми это, Жан. Они не верят в случайность. Видимо, это как-то связано с убийством той берлинской врачихи. Л с Аннет…
— Нашлась девчонка?
— Никаких следов. По словам старика, возможны три варианта: либо она обвела нас вокруг пальца и проворачивает дельце в одиночку, — но я не верю в это. К тому же она слаба головкой для таких вещей. Помнишь…
— Либо?
— Либо она мертва. Я считаю это также невероятным. Ведь при выполнении задания она ни на шаг не отступила от инструкции. Кто…
— А третий вариант?
— Либо она попала в руки ЦРУ и запела. Вот тебе и объяснение, почему нас выслеживал этот тип. Мне кажется, это предположение ближе всего к истине, Жан.
— Гм. Зачем ломать себе над этим голову?! Мне за это не платят. Что еще новенького?
— Да, молодой Лупинус вернулся из Штатов. Он был у Лекюра и требовал вернуть медальон.
— Черт побери, ну и дела! Что намерен делать этот старый хрыч?
— Время покажет. Лекюр будет кормить его «завтраками», искать отговорки и так далее.
— Ну, хорошо. — Жан Конданссо поднялся. — Я устал. У меня здесь нет больше никаких дел, поэтому я сматываю удочки. Идешь со мной, малыш?
— Мне еще нужно кое-что сделать. Увидимся вечером у Грегори. Как обычно.
— Тогда будь здоров!
— Пока, Жан. Ах ты, черт, чуть не забыл: старик с несколькими парнями улетает завтра в Америку. Им стало кое-что известно. По-видимому, это связано с одной немкой, некоей Юттой Лупинус.
Вечером того же дня главный комиссар Майзель отправился на квартиру доктора Бауха. Он взял с собой папку с делом Эрики Гроллер. К тому времени она уже включала в себя сто пятьдесят девять страниц, однако Майзелю, словно завзятому канцеляристу, для полного счастья, как всегда, недоставало одной страницы.