Немецкий детектив
Шрифт:
— Но это же абсурд! Будь все так, как вы утверждаете, мы были бы порядочными идиотами! Слишком большой риск: кто поручился бы, что Томашевский его — то есть Фойерхана — не застрелит?
Вмешался Кох.
— Но вы же знали его характер. Знали, что он трус, верно?
— А кто хладнокровно застрелил в банке кассира?
Кох молчал.
— С Гюнтером Фойерханом я встретилась, когда вы его освободили из подвала. Клянусь! Больше десяти лет я его вообще не видела. Если найдете хотя бы одного свидетеля наших встреч, можете получить Большой федеральный крест за заслуги.
— Ну хорошо…— Манхардт на миг задумался. Он явно был взволнован, поскольку сгрыз ногти на своем правом указательном, даже кровь потекла.— Значит, потом вы прочитали в газетах про налет на банк, а поскольку знали наброски Томашевского, легко соединили все вместе. В отсутствие Томашевского съездили в Фронау и заключили с Фойерханом союз.
«Черт возьми,— подумала она,— он только злее стал».
— Полагаете, я могу проходить сквозь стены?
— Нет. Мы поговорили с фрау Пошман. Одну связку ключей хранит она, другая была у Томашевского. Все сходится. Но мы люди любопытные. И прочесали все мастерские по изготовлению ключей. Так представьте себе: в Вильмсдорфе есть мастерская, где относительно недавно изготовили ключи для Томашевского! Есть ситуации, когда счет лучше не требовать, остается фамилия на копии.
— Какая фамилия?
— Говорю же вам, Томашевского!
— Сузанна Томашевская?
— Гм… нет. Просто Томашевский. Но у вашего мужа ключи и так были…
— Перестаньте! Откуда мне знать, для чего моему мужу понадобились ключи! Или для кого — для какой шлюхи…— «Нет, он неглуп, но у него нет ничего конкретного. Одни гипотезы и неуверенные версии. Их никогда не хватит для ареста».
Манхардт сменил тему.
— Но остается фактом, что когда-то вы были весьма близки с герром Фойерханом, верно?
— Верно. Но за эти годы немало воды утекло, пожалуй, я об этом уже говорила. Только потому, что вы пришли вдвоем, мне теперь все повторять дважды? — «Нужно выманить его из засады».
— Почему бы и нет? — неуверенно улыбнулся он.— Лучше дважды, чем ни разу!
— Но все это выеденного яйца не стоит!
— Вы так думаете? Вернемся к ключам. Наши специалисты утверждают, что решетки и стальную дверь в подвале последний раз отпирали скорее всего изнутри. Можете вы это объяснить?
— Разумеется! — вырвалось у нее.— Черт! Ничего подобного просто не могло быть! Томашевский проверял замки, прежде чем отвести Фойерхана в подвал.
Манхардт ухмыльнулся.
— Как же до ограбления банка он мог знать, что встретится с Фойерханом?
Она растерялась. Секунды шли. Стояла тишина. Тикали только большие напольные часы. «Как на экзамене,— подумала она,— когда профессор смотрит на тебя и ждет ответа».
— Ну… — наконец протянула она,— вероятно, он запер Фойерхана куда-нибудь, пока там все не приготовил… Или держал его на мушке, пока не проверил замки.
— Это смешно! Какой это имело смысл? Между прочим, где сейчас Фойерхан?
— Понятия не имею.
— Да? Ну ладно. Продолжим.
Теперь Манхардт показался ей куда уверенней в себе, просто раздувшимся от самоуверенности. Он полистал затрепанный блокнот.
Она закурила и долго смотрела на пламя зажигалки. «Еще один минус не в мою пользу начинает понемногу прорисовываться». Отметила она это совершенно трезво, но ее это никак не коснулось. Пока еще она не видела никаких возможных последствий.
— Вот! — Манхардт наконец нашел нужную страницу.— Полагаю, что решающий день прошел примерно так — поправьте меня, если я ошибусь в деталях. Вы покидаете свою квартиру, едете через весь город во Фронау на своей машине и оставляете ее поблизости на Бенедиктинштрассе…
«Меня тут вообще нет,— подумала она.— Это вообще не я. Я стою на балконе и смотрю в квартиру, где сидит женщина, похожая на меня. Это было идеальное убийство, и дураку вроде Манхардта никогда его не раскрыть. Я только думаю, что происходит эта сцена. Воображаю допрос. Манхардт — лишь кукла, за ниточки которой я дергаю и вкладываю слова в его уста, чтобы убедиться, что могу чувствовать себя в полной безопасности».
— Вы незаметно проникли в дом и в подвале сговорились с герром Фойерханом. Вам удалось добиться своего. Потом вы дали ему ключи от машины и, разумеется, ключи от нужных дверей в доме. Покидая виллу, вы едва не столкнулись со своим мужем…
«Господи, он что, ясновидящий? Нет, невозможно, чтобы он все знал. Все это только разговоры, он хочет меня уничтожить, унизить, раз не может мною овладеть. Словами совершает то, на что неспособен телом: насилует меня. Но для меня все это не будет иметь никаких последствий. Мне нужно выдержать, и только».
— Но вам в последнюю минуту удалось скрыться — вероятно, через спальню и террасу. Потом вы поехали на метро — скорее всего на метро, поскольку там поменьше народу, но это не имеет значения — и разыскали своего адвоката. Это старый поверенный вашей семьи, канцелярия у него дома и прийти к нему можно в любую минуту. Прекрасное алиби на момент убийства! Ну а потом явились ко мне.
— Оба последних пункта сходятся, но и только! — воскликнула она.
— Просто гениальная мысль,— кивнул Манхардт.— Изумительный план: в качестве убийцы использовать человека, о котором всем на свете известно, что он похищен и заперт!
— Вы сами не верите тому, что говорите! Спросите людей — моих знакомых,— какого они обо мне мнения. И вы услышите: безвредная, чувствительная, ранимая, артистическая натура…
Ее охватила жалость к самой себе. Как она все это могла затеять? Ее натуре это чуждо, это не по ней. Это должен был сделать кто-то другой, какая-то интриганка, просто чудовище, но не она, Сузанна Томашевская… А против нее устроен настоящий заговор. Ведь она ласковая, очаровательная, приветливая, нежная, добросердечная, готовая помочь. Как ее можно обвинять в убийстве? Она сразу почувствовала себя усталой, до смерти усталой. Ей захотелось спать, только спать, прислониться к чьему-нибудь теплому телу и погрузиться в сон…
— Если вы сознаетесь, всю процедуру можно сократить,— хрипло бросил Манхардт.
— Мне не в чем сознаваться! — закричала она.— Уйдите наконец и оставьте меня в покое!
Манхардт сейчас воплощал для нее все человеческое зло, насильника, про которых она читала, видела в кино и по телевидению. Прототип грубого унизителя женщин. Он был ей отвратителен, она его боялась, едва не кричала от страха. То, что он делал с ней словами, гораздо хуже, чем если бы он мучил и насиловал.
— Короче,— резко оборвал ее Манхардт.— Вскоре после смертельного падения вашего мужа весьма надежный свидетель видел Фойерхана неподалеку оттуда.