Немецкий детектив
Шрифт:
— Этим пусть займется Фюрст — и с чувством!
После обеда комиссар Циммерман сделал еще одну попытку найти с сыном общий язык.
— Значит, ты думаешь, отец тебя совсем не понимает?
— Нет, — сказал Манфред, — ты полицейский бюрократ и не в состоянии понять думающих иначе.
— Не хочешь все-таки еще разок попробовать? — примирительно спросил Циммерман.
— К чему? — воскликнул Манфред. — Мы слишком разные люди. Ты консерватор и диктатор, я за свободу и прогресс.
И тут Манфред встал и удалился. Циммерман вдруг почувствовал страшную усталость, его клонило в сон.
— Прилягу на часок…
— Вот так всегда. Я тебя вижу, только когда тебе надо поесть и выспаться, — заметила жена. — Тебе не кажется, что для семьи этого недостаточно?
Но Циммерман уже заснул. Он буквально рухнул на диван и спал как убитый. Жена успела вымыть и убрать посуду, и тут в дверь позвонила Ханнелора Дрейер, приехавшая в служебной машине за шефом.
Уже в машине Циммерман решил, что Дрейер будет сопровождать его к Хельге Хорстман, которую он уже предупредил по телефону.
Вдова вышла к ним в легком облегающем брючном костюме. Ханнелору Дрейер она решительно не замечала.
— Почему вы не пришли один? — спросила она с многозначительной и многообещающей улыбкой. — Мы чувствовали бы себя гораздо свободнее.
— Вот именно поэтому я хотел уберечь себя и вас от напрасной траты сил, — спокойно пояснил Циммерман.
Проигнорировав жест, приглашавший его сесть рядом с хозяйкой на диван, Циммерман опустился в кресло. Дрейер осталась в дверях, стараясь казаться незаметной, но Циммерман был уверен, что она ничего не упустит.
— Я рад, — комиссар внимательно оглядел Хельгу, — что вы так быстро примирились со смертью супруга. Выглядите вы отлично.
— А для чего мне прикидываться? — с улыбкой заявила она. — Вы же прекрасно понимаете, убитая горем вдова из меня не получится. Разумеется, Хорстмана мне жалко. Но мужем он мне уже давно не был, и сегодня я чувствую себя совершенно свободно.
— Так что мы можем совершенно свободно поговорить о тех полутора часах вашего отсутствия на балу.
— Мне это не интересно, — решительно заявила она. — Вам нужно — сами и разбирайтесь.
Сжав зубы, комиссар спросил:
— Могу я осмотреть вещи вашего покойного мужа, его одежду, книги, бумаги?
— Не можете, комиссар, пока не обзаведетесь ордером на обыск. А его у вас нет, — с нескрываемой язвительностью заявила Хельга. — Мне очень жаль, но ничем не могу помочь.
— Тогда позвольте сообщить вам кое-что, о чем вы, видимо, не знаете. Если вы будете укрывать от следственных органов улики, которые могли бы помочь раскрытию преступления, то совершите уголовно наказуемый поступок. Это относится и к сокрытию необходимых документов.
— Если я правильно поняла, вы собираетесь прийти снова, — констатировала Хельга. — Только приходите один.
И поскорее, ладно? Сегодня у меня уйма свободного времени. Ведь я не смогу воспользоваться приглашением на Бал наций. Для опечаленной вдовы это неприлично. А люди нынче не так терпимы, как полицейское начальство.
Разговор комиссара Циммермана с ассистентом Дрейер в служебной машине после визита к Хельге Хорстман:
Циммерман: Есть что-то новое?
Дрейер: Я только убедилась, что моя оценка верна. Фрау Хорстман, по-моему, существо весьма ограниченное. Нет, не то чтобы ей недостает интеллигентности, но явно не хватает сил держать себя в руках, и часто она поступает спонтанно, по настроению.
Циммерман: Я бы сказал иначе. Эта дама — явная нимфоманка, которой пора бы обратиться к врачу, скорее всего — к психиатру. Ведь иногда трудно провести грань между необузданной чувственностью и уголовно наказуемыми деяниями. Но, чтобы было ясно, я не подозреваю ее в соучастии в убийстве мужа, хотя и не вижу алиби на те полтора часа. По-моему, она использовала это время, чтоб развлечься по-своему.
Дрейер: Мне почему-то показалось, что реагировала она слишком спокойно, я сказала бы, отрепетированно.
Циммерман: О, здесь, конечно, рука Вольриха — я им еще займусь. А как ваши успехи?
Дрейер: Я сейчас занимаюсь Ингеборг Файнер. Такая миниатюрная, прехорошенькая девушка. Но пока не могу сказать, какова ее роль в нашем деле. И неясно, как она оказалась в записной книжке Хорстмана.
Циммерман: Все равно не упускайте ее из виду. Уже бывало так, что совершенно незначительные фигуры играли на самом деле ключевую роль. А Хорстман ничего не делал зря. И его блокнот — тому свидетельство.
Секретарша Петера Вардайнера за каких-нибудь полчаса перепечатала вступительную статью шефа, озаглавленную «Взгляд в пропасть»: первая копия Вардайнеру, вторая — в архив редакции. Оригинал по пневмопочте — в типографию, где он попал в руки Себастьяну Иннигеру.
Иннигер пользовался репутацией идеально старательного сотрудника, готового выполнить любое задание, невзирая на время. Но была одна мелочь, о которой знали только двое. У Себастьяна Иннигера были два источника доходов: такую же сумму, как в «Мюнхенских вечерних вестях», он регулярно получал и от директора конкурента — «Мюнхенского утреннего курьера» — Вольриха.
За этот не облагаемый налогами доход он был обязан ежедневно по телефону сообщать Вольриху, что именно готовится к печати. И в этот вечер ему пришлось не раз посидеть на телефоне.
— Мы открываем только в шесть, — крикнул сквозь запертые двери Рикки, хозяин дискотеки «Зеро». Его возмущенный тон объяснялся тем, что он понятия не имел, кто стоит под дверью.
— Вы ищете неприятностей на свою голову, — раздался голос снаружи.