Немного мистики перед сном. Сборник рассказов
Шрифт:
– Да пейте на здоровье.
– На здоровье, говоришь… – озлобленно прошипел Тимофеич. Он выпил из горла. Его повело в сторону, он обвалился на стул, держась обеими руками за край стола.
– Давайте сначала принципиально договоримся. А остальное потом решим, когда вы будете в лучшем настроении. – Мужчина уже понял, что разговора с клиентом не получится.
– Да ты мне не рассказывай! Здоровье, настроение… Это для смерти может быть лучшее настроение?
– Почему для смерти. Я пришел договор с вами оформить на продажу…
– Души моей? Я душу
– Вообще не об этом! Мужчина, вы думаете, я – кто?
«Кто-кто, хрен в пальто», – подумал Тимофеич, а вслух сказал – Разве не Смерть? – произнес, нажимая на последнее слово. – Я звал, ты пришла. Так? – в голове все плыло. Он силился сидеть ровно, чтобы не упасть.
Мужчина посмотрел всерьез на пьяного в стельку Тимофеича, помедлил с ответом, чертики заиграли в его глазах. Он сел напротив, посмотрел ему в лицо.
– Так-то оно так. Но надо сначала с вами разобраться. У нас все по протоколу. – Мужчина хлопнул ладонью по столу со всего маху. – А ну встаньте!
Осоловелый Тимофеич почти подпрыгнул от неожиданности. Он попытался встать, но начал заваливаться всем телом на стол. Мужчина толкнул его обратно на стул.
– Ладно. Сиди уже.
Тимофеичу вдруг стало все равно. Зачем он все это затеял. У него тряслись руки, он сильно вспотел. Хотелось стряхнуть это видение. Он помотал головой, зажмурился, подумал, что это сон или наваждение. Кто такой этот мужик? Как он в дом попал? Посмотрел на мобильник – отключен, батарея разряжена уж который день. Он ущипнул себя больно за ляжку под столом. Мужик не исчез, но изображение то расплывалось, то становилось четким, особенно глаза. Они блестели каким-то неестественным блеском. Черт!
– Я это… того…я передумал. – Он говорил серьезно. – Я не хочу умирать. Я жить хочу.
– Так-так… Что ж вы себе думаете? Со смертью шутки шутить? – повышая голос почти закричал мужчина. -То хочу умереть, то не хочу! Что это такое? Смерть уважать надо! Знаешь, что с теми бывает, кто со смертью шутит? Смерть шуток не прощает!
Мужчина посмотрел на часы, махнул рукой, как будто куда-то опоздал. Встал со стула и начал ходить перед Тимофеичем туда-сюда. Тот выпучил глаза. Мужчина снял пальто. В строгом черном костюме он выглядел еще более официально.
– У нас уговор – раньше срока не трогать. У Жизни времени не так много. Но мы все время стоим за спиной. Помогаем Жизни иногда, чтобы вы, грешные, раньше времени не ушли с программы. Вот, вспоминай, был у тебя случай в жизни, когда ты чуть не погиб? – Мужчина говорил громко, почти в самое ухо Тимофеичу.
– Так это… было… как же. Я вот маленький, чуть не утонул в проруби. Меня младший брат вытащил, а я в два раза тяжелее его был. – Тимофеич немного протрезвел, сразу потянулся за бутылкой. Налил в рюмку водки, сдерживая дрожь в руке, от этого получился мелкий дребезжащий звон стекла. – Как он меня вытянул, непонятно.
– Что тут непонятно. Мы ему и помогали. Ну и Ангелы, конечно!
– А еще я в аварию попал. Машину так перекорежило, один металлолом остался. А на мне – ни царапины! Водитель другой машины погиб на месте.
– Ну что, понятно теперь? Специально рассчитывали, чтоб тебя не придавило. Авария – для того парня как раз. Срок его вышел. Понял?
Тимофеич медленно понимающе кивал головой. Задумался. Мужчина накинул пальто на плечи, а Тимофеичу казалось, что это черный плащ развивается у него за спиной.
– Но, с теми, кто смерть зовет, у нас строго, – мужчина прошелся по комнате. – Вы на особом учете. Не цените Жизнь, не дорожите ей!
–Гы-гыы, – по-дурацки хихикнул Тимофеич, переходя с баритона на фальцет, – меня без очереди теперь заберете?
– Чтобы по собственному желанию уйти и грех на душу не взять? Ишь ты! Это заслужить надо! Что ты в жизни такого сделал, чтобы время смерти себе выбирать? Кто достоин этого может себе лишние десятилетия попросить! И жить без проблем! А ты, что скажешь в свою пользу?
– Я все скажу. Я работал честно, для родины старался, детей поднял, дерево, знаешь ли, посадил и не одно. Жену любил. Аннушку. И она меня любила. Какая женщина была!
Он с трудом вылез из-за стола. Шатаясь, добрел до шифоньера, достал портрет. Вот она, Аннушка моя. Гляди! Красавица!
Положил портрет на стол перед мужчиной. Доплыл до серванта, принес еще рюмку. Налил в обе. Кое-как втиснулся на свой стул.
– Не откажите, давайте помянем рабу божию Аннушку. Царство ей небесное. – Слеза навернулась на глаза Тимофеичу. Он выпил, занюхал рукавом, зашмыгал носом. – Я ведь перестал замечать ее красоту. Я вообще перестал ее замечать, гулял, скотина. Она все мне прощала. Все… Когда я увлекся одной… была там из другой бригады, все судачили, она, конечно, знала все. Молчала. Я хотел ей все сказать, уйти, но она переводила разговор на другую тему.
Тимофеич вспомнил, как, наконец, осмелился жене в глаза посмотреть, как сделал тот последний вздох, перед правдой, а жена, как знала, начала разговор о другом. Она всегда так делала, ускользала. Вдруг уезжала к матери с ночевкой, или брала путевку и уезжала с детьми, а вернувшись, ни слова не говорила. Так и не решился он тогда все рассказать, не решился уйти. Не из-за детей. Из чувства вины? Из-за того, что другая, молодая, не прошла с ним те годы, которые никогда не повторятся. Из страха, что молодая бросит? Он не знал ответа.
– Аннушка моя. – Тимофеич гладил портрет. Слезы капали на стекло. Мужчина слушал. Водку выпил. От второй жестом отказался. Тимофеич утер слезы кулаком. Налил и выпил.
Мужчина посмотрел на часы.
– Ладно. Я не исповедь твою слушать пришел. Что с женой то случилось?
– Скоротечный рак, саркома. Сгорела за месяц.
Тимофеич посмотрел на мужчину. В его темных глазах вместо зрачков плясали языки пламени свечей. В полумраке это выглядело зловеще.
– А как звать тебя? – запоздал с вопросом Тимофеич.