Немного скандала
Шрифт:
– Подарок на прощание. Надеюсь, он будет напоминать тебе обо мне.
Она взглянула на коробочку, и крошечная морщинка прорезала ее лоб.
– С чего бы это? Ты сам сказал, что мы лишь однажды уступили страсти…
Он усмехнулся:
– Думаю, что страсти меж нами было хоть отбавляй, синьора.
– Верно. – Отбросив с лица темные волосы, она рассмеялась. – Я имела в виду – одну ночь, Алекси. К моему сожалению.
– Мы бы быстро утомили друг друга.
– Возможно. – Она смело взглянула ему прямо в глаза. – А возможно, и нет.
– Поверь
Сменив гнев на милость, она взяла коробочку, и он услышал ее восхищенный вскрик – она увидела рубиновые серьги.
«Может быть, я несколько экстравагантен», – подумал он, наблюдая, как она вынимает драгоценные серьги из футляра и свет рассыпается в гранях камней тысячами искр. Все знали, что красный – ее любимый цвет. Серьги бы ей очень пошли, а он вполне мог себе это позволить.
– Ох, Алекси! У меня нет слов…
– В этих серьгах ты будешь очаровательна. И в качестве услуги расскажи всем, что мы расстались, а серьги – мой прощальный подарок.
– И это ты называешь одолжением? Хочешь, чтобы весь свет узнал, что мы больше не любовники?
– Я хочу, – невозмутимо ответил он, – чтобы весь свет узнал, что мы больше не любовники, поскольку это я тебя оставил.
Потребовалась долгая минута, чтобы она поняла. Ее глаза заблестели.
– Ясно. И кто же она?
Этот вопрос уколол его довольно болезненно. Однако, положа руку на сердце, в последние несколько дней он обнаружил новую причину для болезненного беспокойства, когда понял, что весь Лондон считал его любовником Марии. Очень давно, когда ему не исполнилось и двадцати лет, он начал подозревать, что общество ожидает от него повторения подвигов Джона. Пришлось уступить несправедливому общественному мнению. На сей раз оказалось, что слухи причиняют ему некоторые терзания. Может быть, эти серьги были отступным, однако, если так можно заставить Марию сказать правду, подарок стоил потраченных на него денег.
Держа серьги на весу, она благоговейно дотронулась до сверкающего камня кончиком пальца.
– Ты не обязан был мне это дарить. На следующей неделе труппа уезжает в Вену.
– Но если все решат, что мы расстались из-за твоего отъезда, это будет совсем другое дело!
– Понятно. Пытаешься произвести на неё впечатление, делая наш разрыв достоянием публики. – Она передернула плечами. – Очень хорошо. Лорд Саммерфильд пригласил меня к себе домой на небольшую вечеринку. Я сказала «нет», но теперь, наверное, пойду. – Она поднесла серьги к лицу. – Вот их и надену. К завтрашнему утру все будут знать, что ты меня бросил и мое сердце разбито. Я сумею изобразить несчастную, брошенную женщину так, что все поверят! Кто знает, возможно, кому-то из джентльменов захочется меня утешить!
Поклонившись, Алекс вышел, испытывая и облегчение, и радость одновременно. Теперь он был совершенно свободен.
«Свободен для чего?» – спросил осторожный внутренний голос.
Он не знал. Но вероятно, это как-то было
Глава 8
Кое-где над землей колыхался утренний туман, почти ей по пояс, и парк казался призрачным, неземным. Ни души вокруг, как, собственно, и положено в этот ранний час. Эмилия хорошо знала дорожки парка, поэтому могла направлять лошадь, не особенно задумываясь об окружающем пейзаже. Позади в некотором отдалении скакал один из конюших отца. Живя за городом, она могла выезжать одна, и в первое время присутствие слуги ее очень раздражало. Потом она привыкла.
Жить в Лондоне было почти то же, что жить в клетке, решила она. Навязанные обществом строгие правила, стремление отца выгодно выдать ее замуж, ее отвращение к толпе, глупое недомогание… И растущий интерес к Алексу Сент-Джеймсу.
Будь он неладен!
Эмилия стояла в очереди вместе с тетей и отцом, дожидаясь, когда им подадут карету, и увидела, как он ведет под руку – самым почтительным образом – свою бабушку и сажает ее в экипаж с герцогским крестом на дверце. А потом – совсем неучтиво поворачивает прочь и идет назад, в театр. Очевидно, намеревался увидеться с любовницей-итальянкой после ее триумфального выступления на сцене.
Вместо того чтобы отправиться на поздний раут, Эмилия заявила, что слишком устала, и поехала домой.
Фигура вынырнула из туманного облака так внезапно, что она дернула поводья и кобыла протестующе мотнула головой. Эмилия узнала его, хотя и не верила собственным глазам: он словно вышел из ее собственного воображения. Сидящий на коне мужчина был одет для верховой езды. Темно-коричневый сюртук, рыжевато-коричневые бриджи, начищенные сапоги, забрызганные каплями росы. Он был без шляпы; темные волосы лежат, как всегда, чуть небрежно.
Алекс.
Здесь. В этот час.
– Доброе утро. – Легкий, сдержанно-веселый тон, к которому она так привыкла. Он искусно правил своим конем, прекрасным скакуном гнедой масти. – Подумать только, встретить вас здесь, леди Эмилия!
У нее восторженно забилось сердце – негоже бы ей так реагировать, но, к сожалению, была рада, что тут поделаешь.
– Доброе утро, лорд Александр. – Любезное, но прохладное приветствие. Образ обольстительной Марии Греко был еще слишком свеж в ее памяти. – Я думала, вы все еще… в постели.
Ни одна настоящая леди не затронет тему постели или, упаси Боже, любовницы, но Эмилия выпалила это не подумав, несколько напуганная и встревоженная его внезапным появлением. Ее руки в перчатках невольно сжали поводья.
– Я ранняя пташка, – спокойно возразил он, словно не уловив оскорбительного – или обвинительного – значения ее слов. Но он, конечно же, все понял. Темные глаза смотрели на нее не мигая. – Я подумал: не прокатиться ли и мне с утра пораньше? Могу ли я вас сопровождать? Никто не станет таращить на нас глаза, поскольку в этот час тут безлюдно. Никто не увидит нас вместе, к тому же вы в сопровождении грума.