Немного скандала
Шрифт:
– Нет.
Алекс чуть было не воздел руки в жесте крайнего отчаяния, но вокруг были сотни свидетелей, и он лишь стиснул зубы. Посторонние должны думать, что между ними мир и согласие, иначе ему не миновать ее упреков.
Оркестр снова настраивал инструменты, антракт подходил к концу. Сидя рядом с ним в обитом бархатом кресле с безупречно прямой спиной, вдовствующая герцогиня, казалось, забыла о существовании Алекса, но вдруг снизошла, чтобы сообщить:
– Я не понимала, что наделала моя невестка. Не знала, что ключ у Хатауэя, пока не получила письмо, отрывающее сей неприятный
– Откуда письмо?
– Александр, полагаю, я только что ответила на твой допрос. У графа есть нечто принадлежащее нашей семье, и я хочу это вернуть. Счастье, что Хатауэй никогда не узнает значение ключа и вряд ли его хватится. Просто на всякий случай – я хочу, чтобы ключ хранился у меня.
От ее упрямства ему хотелось застонать. Но ради бабушки он бы пошел по горящим углям! И Александр сказал:
– Неужели нельзя яснее?
– Неужели нельзя унять любопытство там, где я желаю сохранить личную тайну?
Эту битву ему не выиграть.
– Просто постарайся это сделать, – добавила она, словно речь шла о сущем пустяке. Однако эти четыре слова подразумевали – «старайся усердней»!
– Разумеется. – Он сардонически улыбнулся, но она не заметила.
– Дочь Хатауэя просто красавица. – Бабушка намеренно не смотрела в сторону предмета их беседы, не сводя взгляда с малинового занавеса, который как раз поднимался. – Надеюсь, она унаследовала прискорбное отсутствие моральных принципов, столь свойственное ее предкам.
Ее замечание его несколько позабавило, но он мягко возразил:
– Бабушка, если не возражаете, я не стану рассуждать на темы морали. Разве Джон не ваш внук? Кажется, было время, когда общество клеймило его как образчик беспутного поведения. А что касается леди Эмилии, моя репутация сильно проигрывает по сравнению с репутацией этой девушки. Она выше любого упрека, а моя – достойна всяческого порицания. – Он позволил себе еще один взгляд на ее ложу и мягко добавил: – Однако вы правы: Эмилия действительно впечатляет.
За это его удостоили пристальным взглядом:
– С каких это пор тебя впечатляют дебютантки?
– Ни с каких, – ответил он, слегка улыбнувшись и с безразличным видом пожав плечами. До сегодняшнего дня! – А теперь скажите: как вам нравится опера?
Предполагаемая связь с Марией была запретной темой. Бабушка была слишком исполнена достоинства, чтобы упоминать интрижку внука с певицей низкого происхождения, пусть даже и весьма талантливой. Презрительно фыркнув, она сложила руки на коленях, аристократическое лицо оставалось невозмутимым.
– Весьма занятное зрелище. Я говорила, что твой отец намерен устроить семейный обед? Мы слишком редко собираемся вместе.
– Нет.
– Послезавтра жду тебя к обеду в Беркли-Хаусе.
Алекс хорошо понимал, когда нельзя отказываться от приглашения, поэтому смиренно ответил:
– Приду с удовольствием.
Когда представление окончилось, он проводил бабушку до кареты, помог ей сесть и почтительно ждал, пока карета тронется. Затем вернулся в театр. Швейцар узнал его и позволил пройти через особую дверь за кулисы, где, как обычно, Мария принимала избранных почитателей своего таланта. Уборная была увалена чудесными букетами, которые
Как сделать это поделикатнее – вот в чем был вопрос.
Или, скорее, уместно слово «почему». Однако два нежных, дружеских поцелуя, наверное, придутся очень кстати.
Струящийся пеньюар выгодно подчеркивал роскошную грудь и гладкие блестящие волосы Марии. Подпирая плечом стену, Алекс терпеливо ждал, пока она смеялась и кокетничала с мужчинами, толпившимися вокруг нее. Энергия, которую актриса щедро выплескивала во время спектаклей, била в ней ключом даже сейчас, за кулисами, как бывало всегда. Наконец, заметив его присутствие, Мария извинилась и направилась к нему, дразняще покачивая бедрами. Легкая призывная улыбка порхала на ее губах.
– Ты пришел.
Он взял ее руку и склонился, чтобы поцеловать.
– Я бы не пропустил закрытие.
– Отличное сегодня представление, да, Алекси?
– Превосходное, – ответил он, ничуть не кривя душой.
– Но теперь ты можешь устроить мне чудесное представление! Поэтому ты здесь, разве нет? Одну минутку, и я переоденусь.
– Могу проводить тебя до дому, Мария, но сегодня вряд ли останусь. – Он старался говорить со всей возможной учтивостью. – Ни в эту ночь, ни в какую другую. Я пришел просить об одолжении.
Ее темные глаза вспыхнули.
– Об одолжении? Ты меня бросаешь и просишь об одолжении?
Разгневанная оперная звезда умела устроить скандал, никого не смущаясь. Алекс поморщился. Несколько слуг, явившихся убрать после спектакля, бросили дела и уставились на них.
– Мы друзья, разве нет? – спокойно заметил он. – И даже если мы действительно провели вместе одну ночь, несколько месяцев назад, разве не сделал я доброе дело для тебя, заставив поверить весь Лондон, что мы любовники? Это каждый вечер уберегало тебя от преследований навязчивых поклонников. Все думали, что ты занята, и я не возражал, потому что тебе, по-видимому, именно так и было нужно.
Она фыркнула, поправляя пояс пеньюара.
– Успешная актриса должна спать с поклонниками, и делать это хорошо. А я все время репетирую, все время занята. И я не так молода, как раньше. Признаюсь, я нашла здесь свободу от ненужных связей. Поскольку, – добавила она, поведя темной бровью, – ты отказался со мной спать и никто другой не зацепил моего взгляда.
– Думаю, мы оба будем вспоминать ту единственную ночь с нежностью, и лучше всего на этом и остановиться.
Так оно и было. Он тогда был слегка пьян, восторг от представления кружил ему голову. Ему вдруг захотелось познакомиться с восхитительной итальянкой, которая так дивно пела. Каким-то образом Алекс оказался потом в ее постели… Свет наступившего дня не заставил его сожалеть о содеянном, но он отдавал себе отчет, что вспыхнувшее между ними влечение имело под собой исключительно чувственную основу. У него не возникло желания продолжить знакомство, ограничась одной, пусть и восхитительной, ночью. Алекс сунул руку в карман и извлек маленькую бархатную коробочку.