Немного скандала
Шрифт:
Вдовствующая герцогиня хранила ледяное молчание.
– Но по какой-то причине он не расшифровал ее послания, – тихо добавил Алекс. – И я думаю, бабушка, что вы могли бы заполнить бреши недостающих фактов. В конце концов, это вам внезапно, во что бы то ни стало, понадобился ключ.
Эмилии казалось, что бабушка Алекса откажется говорить, но затем пожилая дама вдруг тяжело вздохнула, ее плечи слегка поникли. Вокруг рта залегли глубокие морщины.
– Думаю, это очевидно! Я хотела заполучить ожерелье. Когда Хатауэй увидел бы портрет Анны с ожерельем,
– Поступки Лонгхейвена нельзя предугадать. Но не тревожьтесь. Он никому не скажет. – Было непохоже, чтобы Алекс раскаивался. – Вам стоило лишь сказать мне правду, и я бы вскрыл замок. Вернул бы ожерелье, и мы все были бы избавлены от этой драмы.
– Я лишена твоих сомнительных способностей, о которых не желаю ничего знать. И я не желала, чтобы и ты заглядывал в ее гроб. Мне нужен был ключ, чтобы самой пойти и взять ожерелье.
Эмилия была близка к разгадке.
– Вы не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что она не утонула, – тихо сказала она. – Даже Алекс.
– Или ваш сын. – Голос герцога, казалось, утратил привычную звучность. – Почему, мама? Ведь не из-за того, что мы не умеем держать язык за зубами. Совсем не из-за того.
– Ваш отец заставил меня дать обещание, – сказала она резко. – Не важно, что он и Сэмюел были в раздоре из-за Анны. Он не хотел, чтобы его семья знала: он убил своего друга.
– Убил? – Эмилию вдруг бросило в холодный пот. Ладони сделались влажными и липкими. – Он его убил?
– Разумеется, не буквально.
– Тогда вам придется объясниться. – Глаза Александра смотрели жестко. Руки были сложены на груди.
– Прекрасно. – Его бабка сжала губы, а затем заговорила сухим, надтреснутым голосом: – Вот что случилось. – Ее холодный взгляд обвел всех присутствующих по очереди. – Надеюсь, ничто не выйдет за пределы этой гостиной. Анна и Сэмюел впервые увидели друг друга, когда он приехал с визитом сюда, в Беркли-Холл. Очевидно, у них был мезальянс. Когда она понесла ребенка, выбора не оставалось, мне пришлось сказать Чарлзу. – Она взглянула на герцога, сцепив сложенные на коленях руки. – Вы помните отца. Нет нужды говорить, что он почувствовал себя обманутым. Он был в ярости – и он сожалел.
– Могу представить. – Герцог обрел прежнее самообладание. – Прошу вас, продолжайте.
– Казалось разумным разыграть ее смерть. Беременность, затем потеря ребенка. Анна начала понимать, что в этом нет ничего романтического. Зато были последствия их проступка. Ее репутация погибла, Сэмюела считали изменником супружескому долгу. Так не могло продолжаться. Анна согласилась разыграть свою смерть. – Герцогиня сделала паузу. – Лишь несколько недель назад я узнала о существовании картины Симеона и о том, что она послала Сэмюелу ключ от семейного склепа.
– Как вы это узнали? – мягко, но настойчиво поинтересовался Алекс.
Как ни странно, герцогиня вдруг
– Мне написала Анна. Предупредила о портрете и о том, что на ней то самое ожерелье. Тогда-то она и объяснила насчет ключа. Она прослышала, что внучка Сэмюела теперь молодая женщина, и захотела, чтобы ожерелье вернулось к настоящим хозяевам.
Алекс был уверен, что скорее согласится, чтобы ему вырвали ногти, один за другим, чем станет изводить допросом собственную бабушку. Скрипнув зубами, он спросил со всей любезностью, на которую был способен:
– Значит, все это время вы состояли в переписке со своей золовкой?
– Да.
Отец произнес нечто неразборчивое, а затем воскликнул:
– Италия, Сорренто! На это имение выделялись средства, о характере которых я ничего не знал. Я пытался навести справки, когда унаследовал его после смерти отца, но адвокаты отказывались сообщить, кто получает эти деньги. Я всегда думал, что это любовница или незаконнорожденный ребенок… Почему, черт возьми, отец мне не рассказал?
Герцогиня, растерянно моргая, с трудом вымолвила:
– Разумеется, он чувствовал себя ужасно виноватым. Маркус прошу, поставь себя на его место. Во-первых, он не сумел обеспечить достойного будущего сестре, как велел долг брата. Потом ему пришлось убедиться, что она пала, да еще оплакивает потерю ребенка, которого носила. Ее падение перестало быть тайной, потому что пришлось вызывать акушерку, а слуги знают все. Сердце Анны было разбито, и дважды. Но она была молода, а молодость способна забыть старые раны. В Англии ее репутация погибла безвозвратно. За границей она могла начать все заново.
Голос Эмилии был робок, но голову она держала гордо.
– Я не осуждаю его выбора, но объясните мне: как смерть моего деда могла все решить, особенно если он думал, что Анна мертва?
– Чарлз его не убивал. Дуэли не было.
Воцарилось гробовое молчание. Эмилия сидела, чуть раскрыв рот, испуганное выражение ее лица вполне соответствовало охватившему их ужасу.
– Сэмюел совершил самоубийство, – услышал Алекс слова своей бабки. Ужасное признание лишило его дара речи. – Он застрелился на берегу реки, там, где, по его представлениям, утонула Анна. А Чарлз всю жизнь нес бремя вины. Он предложил решение, которое нам казалось наилучшим, но никак не думал, что его друг способен лишить себя жизни, как только узнал о гибели Анны.
– Значит, он лгал, говоря, что они стрелялись на дуэли, ради того чтобы спасти семью Хатауэя? – хриплым голосом спросил Алекс.
– Ради Анны, – возразила герцогиня, сохраняя величественное спокойствие. – Ради человека, которого он некогда называл другом. Да, и ради семьи Паттон, потому что он никак не предполагал, какие трагические последствия может иметь его решение, казалось бы, столь удачное.
– А как Анна узнала, что картину собираются выставлять? – поинтересовался Алекс. Его тревожило угрюмое молчание отца и потрясенное выражение лица Эмилии.