Немного солнца в холодной воде

Саган Франсуаза

Они сидели в баре отеля «Королевский мост»; бар помещался в подвале, и электрическое освещение здесь и днем и ночью было одинаковое. Жиль ночевал в отеле, он был плохо выбрит, в несвежей рубашке и еще не оправился от мучивших его кошмаров. Как ни странно, но Гарнье, высокий и сильный, седой, с мягким взглядом серых глаз, казалось, чувствовал себя куда спокойнее, чем Жиль.

– Это... это место по праву принадлежит вам, – сказал Жиль. – И я не хочу его у вас отнимать.

– Вы тут ни при чем. Фермона не устраивает мой моральный

облик – в этом все дело.

Гарнье рассмеялся, и Жиль покраснел.

– Видите ли, – мягко продолжал Гарнье, – все это не так уж серьезно. «Потеряно все, кроме чести...» Я ведь мог бы с успехом все отрицать. У них не было доказательств. Но, спасая свою репутацию, я потерял бы честь. Забавно, не правда ли?

– Что вы собираетесь делать? – спросил Жиль.

– Через полгода мальчика выпустят из колонии. Он уже будет совершеннолетним. И сам решит – видеться ему со мной или нет.

Жиль с восхищением посмотрел на Гарнье.

– Но если он не захочет, – сказал он, – вы потеряете все, ничего не получив взамен...

– Я никогда не жалел о том, что отдавал добровольно, – спокойно ответил Гарнье. – Дорого обходится лишь то, что крадешь, запомните это, мой милый... – И он рассмеялся. – Наверное, вам странно слышать высоконравственные рассуждения от такого порочного создания, как я. Но поверьте, в тот день, когда вы устыдитесь того, что любите, вы погибли... Погибли для самого себя. А теперь поговорим о работе.

Гарнье дал Жилю немало полезных советов, но тот почти его не слушал, он думал о том, что обокрал Элоизу; думал о том, что никогда не будет стыдиться Натали; думал о том, что будет любить ее с такою же нежностью и так же искренне, как Гарнье любил этого мальчика. Он все это ей скажет, непременно расскажет ей о Гарнье, ему ужасно хотелось ее увидеть. Через полчаса он будет в редакции, постарается побыстрее уладить денежные дела, пообедает с Жаном, поручит его заботам Элоизу, уложит чемодан и еще поспеет на пятичасовой поезд. А сейчас прямо из отеля позвонит в Лимож.

Голос Натали звучал ласково, весело, и он вдруг почувствовал себя по-настоящему счастливым.

– Я просто в отчаянии после вчерашнего разговора, – сразу же сказала она. – Но мне и правда было очень страшно, это нервы.

– Я понимаю, – сказал он. – Натали, а что ты скажешь, если я приеду сегодня вечером?

Наступила тишина.

– Сегодня вечером? – переспросила она. – Нет, Жиль, это слишком хорошо. А ты можешь?

– Да. Мне осточертел Париж. И мне не хватает тебя, – прибавил он, понизив голос. – Я поеду поездом. Встретишь меня во Вьерзоне?

– Боже мой! – растерянно произнесла она. – Мы ведь ужинаем у Кудерков! Что же теперь делать?

Неподдельное отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, успокоило Жиля, и он очень бодро сказал:

– Доеду до Лиможа и возьму такси, а увидимся мы завтра. Можешь пообедать со мной? Завтра нет заседания Красного Креста?

– Ох, Жиль... – сказала она. – Жиль, подумать только: я увижу тебя завтра... Какое счастье... Я ужасно соскучилась.

– Завтра в двенадцать ты заедешь за мной к сестре. Хорошо? Можешь ее предупредить?

Он вдруг почувствовал себя непривычно собранным, мужественным, решительным. Он выбирался из того неизбывного хаоса, который назывался Парижем. Он снова жил.

– Я сейчас же отправлюсь к ней, – ответила Натали. – А завтра в полдень заеду за тобой. У тебя все хорошо?

– Были некоторые осложнения, даже довольно серьезные, но я... я все уладил, – решительно заключил Жиль.

«Уладил... Нечего сказать, – внезапно подумал он. – Согласился занять чужое место и заставил страдать женщину». Но он не мог бороться с тем пьянящим, непобедимым, жестоким ликованием, которое сопутствует счастью.

– До завтра, – сказала она, – я люблю тебя.

Он не успел сказать: «И я тебя тоже». Она уже повесила трубку.

Часть четвертая

Лимож

Глава 1

На этот раз поезд шел бесконечно долго. Сразу за вокзалом потянулись парижские предместья, которым заходящее летнее солнце придавало даже некоторую поэтичность. Потом, перед самой Луарой, показались первые луга, покрытые зеленой лоснистой травой и обрамленные непомерно длинными тенями деревьев; потом стала видна и серая лента Луары. Потом сделалось совсем темно, и Жиль, отвернувшись от окна, принялся разглядывать безмятежные лица своих попутчиков. Ему было хорошо в этом поезде, который неотвратимо приближал его к дому сестры и к Натали, приближал его к любви и покою, и ему казалось, что такого сочетания никогда еще не бывало в его жизни.

Он вышел в Лиможе в начале двенадцатого. Было темно, и он буквально замер от изумления, когда Натали вдруг кинулась ему на шею. Он отшвырнул чемодан и крепко обнял ее, не произнося ни слова, оглушенный счастьем. Они долго стояли так на перроне, прижавшись друг к другу, слегка покачиваясь, как на палубе корабля, и не обращая внимания на пристальные взгляды, которые они чувствовали на себе. Наконец Жиль откинул голову и посмотрел на нее: он никогда раньше не замечал, что у нее такие огромные, широко расставленные глаза.

– Как тебе удалось вырваться?

– Я сбежала, – ответила она. – Не могла больше. Этот ужин был каким-то кошмаром. За супом я думала, что сейчас ты проезжаешь Орлеан, а когда подали рыбу – что ты уже в Шатору, и мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание. Поцелуй меня, Жиль, и ты больше никуда не уедешь.

Он поцеловал Натали, вышел с нею на площадь, разыскал ее машину, бросил туда чемодан, бросился сам на сиденье и обнял ее.

– А ты еще больше похудел, – заметила она. – Меня-то хоть узнаешь?