Немой крик
Шрифт:
А зря…
Наверно, просто очень обрадовалась! Наверно, просто в этот момент меня накрыли сильные эмоции. Я ведь об этом так долго мечтала! О родителях, о любящей семье, о новом доме!
Думаю, я смогу справиться со своими чувствами и смогу впустить в свою унылую жизнь новых людей. Хотя бы попробую.
Бог дал мне шанс. Шанс начать всё заново, а не гнить медленно, закрываясь ото всех, отсиживаюсь в холодной, покрытой плесенью кладовке.
Мои новые опекуны будут очень добрыми, щедрыми, заботливыми!
Они позволят мне поступить
Ни словом, ни делом.
Ни воспитатели… Которые любили избивать меня грязной шваброй и закрывать в холодной кладовке с крысами на целую ночь.
Просто потому, что им мало платили. Просто потому, что таким образом они избавлялись от собственных личных проблем! Или же собственной несостоятельности.
Как, например, наша уборщица.
Я ведь не могла ничего рассказать заведующей. Как и не могла закричать, когда она лупила меня шваброй, за то, что Ларису Викторовну не устраивала её унизительна работа с копеечной зарплатой.
Никто не слышал моего плача.
Никто не слышал моих криков.
Всем было плевать!
Уборщица, после жестокой расправы, угрожала мне, что, если проболтаюсь, утопит в ведре с помоями, а начальству скажет, что я сама решила утопиться. Якобы потому, что устала от такой жизни. Потому что после аварии превратилась в невменяемую истеричку.
И естественно, поверили бы ей, а не мне.
А я уже привыкла к такому скотскому обращению и жила лишь просто потому, что надеялась на лучшее.
Жила в память о моей маме, которая закрыла меня своим телом, а сама погибла. В тот момент, когда в нашу машину на бешеной скорости врезался грузовик.
Просто так сдаться и порезать себе вены… станет оскорблением её чести.
***
Я надела самое лучшее платье, которое только нашлось в моём убогом гардеробе, в старом совдеповском шкафу, который до дыр проели термиты. Волосы заплела в тугую косу, а вот косметикой никогда не пользовалась. У меня её просто не было. Была лишь одна единственная бледно-розовая помада, которая пахла прогорклым маслом.
Вещи собрала за пять минут. Моё ущербное приданое состояло из пары носков, пары застиранных платьев, альбома с красками, блокнота для записей, с помощью которого я общалась с людьми, и трёхлапого медвежонка-рюкзачка, оставшегося у меня в память о младшей сестре.
Этого мишку подарила ей я. В день аварии у Катюши был день рождения. Моей сестрёнке исполнилось всего лишь четыре года.
В тот день сука судьба преподнесла ей жестокий подарок.
Маленькому, беззащитному ребёнку… Отобрав, черт возьми, жизнь в день рождения. В день рождения!!!
Удар был настолько сильный, что медики говорят, якобы они погибли сразу. Без боли. Даже понять ничего не успели...
Когда я смотрю на эту потрёпанную игрушку, мне кажется, что я до сих
А вот выкинуть игрушку не могу! Ведь у меня ничего не осталось.
Всё наше имущество отобрали плохие дяденьки в качестве оплаты за долги отца. А меня… меня засунули в сиротский приют.
После гибели семьи, на фоне мощного шока, я потеряла не только себя, но и голос. А ещё, исходя из заключений психиатров, моё психическое развитие остановилось в возрасте десяти лет.
Ровно тогда, когда нашу машину раздавил грузовик.
ГЛАВА 2.
— Боже, Алина! Ты почему надела это убожество? Быстро переоденься!
Испугавшись внезапного крика директрисы, резко подскочила на месте, неловко выронив на пол рюкзачок сестры, когда позади себя услышала звонкий цокот каблуков, сопровождающийся недовольным мычанием заведующей.
Проклятье!
Мне до одышки страшно, когда на меня повышают голос. Особенно, когда это получается резко и неожиданно!
— Вот, надень другое платье! — протягивает новенькую подачку, упакованную в целлофановый пакет с логотипом нашего детского дома, — Ты должна произвести хорошее впечатление на своих новых хозяе… родителей! — невольно заикнулась, выдавив на пухлом лице коварную улыбку.
— Ладно. — Жестом ответила, принимая «подарок».
В принципе новое платье ничем особо не отличалось от старого. Разве что материал был более приятным и ткань пахла фабрикой, а не хлоркой.
Взглянув в мутное зеркало, висевшее на ободранной стене напротив шкафа, наконец, увидела своё отражение.
Ничего нового! Кроме строгого платья чёрного цвета, длиной чуть выше колен, украшенного белым кружевным воротничком и такими же кружевными манжетами.
Строго, но мило.
Природа наградила меня длинными, цвета глубокой ночи волосами, большими синими глазами, бледной, практически белой кожей, астеническим телосложением, округлыми бёдрами, небольшой аккуратной грудью и длинными ногами, на которых, в тон к платью, в настоящий момент, во всей своей поношенной красе сверкали потрёпанные балетки из чистой клеёнки.
— Так-с! Надень ещё белые носочки… Вот ведь милота! А волосы мы, пожалуй, распустим. — В зеркале появилось отражение вполне себе довольной Жанны, которая с головы до ног жадно сверлила меня своим змеиным взглядом. От этого недоброго взгляда у меня по спине пронеслись холодные мурашки.
Не дождавшись подчинения, женщина сама стащила резинку с моих волос, безжалостно вырвав парочку прядей.
Грубо, больно!
Когда они научаться обращаться с нами как с людьми, а не как с насекомыми!