Немой крик
Шрифт:
«Чикатило» послушно чиркнул автограф. В этот момент его мозолистые руки, держащие ручку, дрожали как у восьмидесятилетнего старика.
Деловито крутнувшись вокруг своей оси, Григорий зашагал прочь.
— Пидрила, — шёпотом добавил моряк, когда бизнесмен скрылся за огромным металлическим контейнером.
А затем, вымещая накопленную злость, он со всей дури вмазал кулаком по металлической поверхности ящика с надписью: «Осторожно! Дикие обезьяны!».
От этого удара меня снова трухнуло как в лихорадке.
Свернувшись
— Ну-ка, иди сюда, красотка! — шершавые руки ублюдка вцепились в мои костлявые лодыжки, — У нас мало времени! Развлечёмся немного.
Рывком рванул на себя, снова схватил за волосы, грубо толкнул в узкий проход между двумя контейнерами. А сам сверху навис, принявшись нервно дёргать ремень на поношенных джинсах, на которых, в области паха, уже виднелся выпирающий бугор, размером с крупный баклажан. Щелчок, звук расстегивающейся молнии и вот он, грязный извращенец, уже стоит напротив меня, истекая слюной, с приспущенными до уровня колен штанами.
Мамочки…
Наклоняется, ухмыляясь в акульем оскале. Пухлое лицо, щетина на подбородке, жидкие волосы, собранные в крысиный хвост на затылке, огромный пивной живот, накаченный жиром — этот человек отвратителен и ужасен! Надеюсь, очень скоро он до синевы нажрётся палёной водки, свалится за борт и его сожрут дикие крокодилы.
Ублюдок радостно смеётся, наваливается на меня сверху, придавливает своим тюленьим весом к полу и резко задирает платье до самого подбородка, выхрюкивая восторженные отзывы:
— Вот это малышка! Вкусная, маленькая ягодка! Я б тебя купил, но денег жаль не хватит. Хорошо хоть потрогаю. Расслабься… Тебе понравится. Боцман покажет тебе звёзды! Не ломайся, крошка. Это приятно… Пришло время почувствовать себя женщиной. Там, куда ты скоро отправишься, ты будешь делать это каждый день. Делать самые разные и непристойные вещи. Поэтому привыкай, малышка. Привыкай, осваивай новую профессию! И будь послушной девочкой. Тогда, никто не будет тебя бить.
Я попыталась скинуть эту грязную свинью со своего немощного тела, колотила руками и ногами его мясистый живот, захлёбывалась в собственных слезах! Бесполезно! Мерзавец даже мельком не почувствовал моих жалких брыканий.
Я настолько ослабла, что с трудом могла дышать.
В конце концов он сделал то, что планировал. Стянул с себя штаны, вытащил уродливый член из трусов и начал интенсивно водить мозолистой рукой по твёрдому, налившемуся кровью стволу, с каждой новой секундой ускоряя ритм движений. Одной рукой выродок просто дрочил, а другой — одержимо шарил по моим бёдрам и больно хватал за грудь, оставляя синяки на чувствительной коже.
А я в этот страшный момент билась в безмолвной истерике, давясь ядовитыми слезами, утопая в собственной ничтожности. Мне было настолько страшно, настолько больно, что я наверно поседела в свои восемнадцать, превратившись
Но все же он этого не сделал. Не лишил меня девственности. Из-за угроз Григория. Поддонок просто поимел меня поверхностно. Поимел душевно, унизил, осквернил, клеймил… И своими жестокими, безжалостными прикосновениями, визуально превратил в потасканную проститутку. У которой нет ни сердца, ни души. Которая теперь не чувствует ничего, кроме боли.
Ровно через две минуты мучений ублюдок кончил, поливая мои ноги горячим, липким белком. Он вопил! Вопил как одержимый! Вопил так, будто его живьем резали на сотню мелких частей и в каждую часть втыкали острые булавки.
Выпустив пар, поддонок удовлетворенно обмяк, но всё ещё продолжал массировать свой вялый огрызок и огромные, обросшие густой растительностью яйца. Он делал это в порядке очереди. А когда возбуждение поутихло, нелюдь прошипел:
— Спасибо, милая… — Тяжело дыша, — Ты — настоящее сокровище.
Я не слышала его восторженных откликов. Ничего не слышала!
Кроме глухих ударов собственного сердца, которое беспощадным автоматом вколачивалось в рёбра.
Мне уже было все равно.
Меня подавили. Растоптали. Обесчестили!
И теперь мне хотелось лишь одного…
Как можно скорее отправится к родителям.
***
Когда я окончательно пришла в себя — поняла, что нахожусь на огромном корабле, сплошь заставленном металлическими контейнерами. Вероятно, это было грузовое судно. По палубе туда-сюда шныряли мужчины в тельняшках, выполняя разнообразную работу. Интересно, знают ли они, что на их судне происходят чудовищные вещи!? И никто, никто не вправе помешать этому! Всем наплевать. Главное, чтобы деньги платили. Ведь деньги в наше жестокое время решают всё.
Тот самый ублюдок, который только что поглумимся над моим телом, снова перекинул меня через плечо и потащил в неизвестном направлении, напевая себе под нос развесёлую морскую частушку, одновременно покуривая самокрутку.
Меня накрыла неизлечимая апатия. Сил на борьбу не осталось. Продранной тряпкой я просто повисла на его бетонном плече, кусая язык до крови, от невозможности выругаться, от невозможности просто хотя бы закричать!
Боже! А как же мне хотелось орать во всё горло! Звать на помощь, умолять о пощаде! Материться, угрожать, драться до последнего вздоха, отстаивая свои права!
Бесполезно.
Я просто жалкое, отравленное жесткой судьбой ничтожество. Безродная нищебродка, шалашовка, грязная оборванка!
Никому я не нужна.
Никто искать не будет.
Не человек я. А вещь. С которой в праве делать всё, что вздумается.
— Эй, Боцман! Ты где шляешься?? Как обычно, да? Червяка своего наяриваешь?
Мы подошли к одному из контейнеров, рядом с которым, покуривая приторно пахнущую дурь, стояли несколько неизвестных мужчин в застиранных матросках.