Немтырь
Шрифт:
— Что звал-то?
— Так это… Поговорить хотел, — робко выдавил он.
— А что, домой прийти нельзя? Или для тебя ворота закрыты?
— Дома родители.
— Они не кусаются.
— Зато подслушивают.
— Ладно. Если так, говори.
— Так сразу?
— А что, язык пересох? Так спустись вон к реке, водички попей, — с усмешкой посоветовала Инга.
— Нравишься ты мне! — собравшись с духом, выпалил Янис.
— Чего? — откинув косу, нараспев спросила она, удивленно приподняв пушистые брови.
— Нравишься, — повторил он, взяв ее за запястья крепкими руками. — Давно хотел вот так с тобой встретиться наедине.
— Это что… Вроде как… Свидание, что ли?
— Да.
Оба замолчали, боясь встретиться взглядами. Он, так и не выпуская ее рук, она, начиная понимать, что происходит, смутившись, смотрела куда-то за речку.
— Мне надо идти! — пытаясь как-то разрядить обстановку, после продолжительной паузы встрепенулась Инга. — Я сказала, что пошла к Озолиньшам за нитками.
— Побудь немного, — попросил Янис.
— Потом.
— Когда потом? — настаивал он и, чувствуя, что она сейчас уйдет, перехватил за плечи, притянул к себе, быстро поцеловал в губы.
Возмущенная девушка вырвалась из его цепких рук, отскочила назад, сердито топнула ногой, выискивая подходящие слова, сжав руки в кулачки, грозно наступала на парня:
— Ах ты… злодей! Ты зачем это? Ты что хочешь? Кобелюка!
— Да я только поцеловать.
— Ишь ты, поцеловать! А зачем за плечи схватил? Едва руки не вывернул!
— Я потихонечку.
— Ага, потихонечку. Залапал, как медведь! Силищи вон немеряно.
— Прости!
— Ага, щас, простила! Он меня тут будет терзать, а я терпеть? Нетушки! — Вытянула фигу. — Поищи другую дурочку!
И убежала.
После этого случая долго не встречались. Инга избегала его. Янис, занятый повседневными заботами, работал с утра до вечера. Встретились случайно, в поле. Он, возвращаясь с пахоты, вез на телеге плуг, она гнала с выпасов коров.
Проезжая мимо, сровнявшись, Янис потянул вожжи, приостановил коня, медленно поехал рядом.
— Лаб диен! (здравствуй)
— Лаб диен… — не смотря в его сторону, ответила соседка.
— Поздно коровы возвращаются. Видно, далеко ходили… — продолжил робко Янис.
— Наскучались с зимы по траве, — продолжила Инга.
Какое-то расстояние преодолели молча. Он, удерживая вожжи, чтобы не бежал конь, она, от волнения размахивая прутом в воздухе.
— А ты ведь в тот раз булавку потеряла.
— Да? Вот уж думала, не найду! — протянула руку. — Давай сюда!
— Что я ее с собой везде носить буду? Нету.
— И где она?
— Дома, в куртке лежит.
— Когда отдашь?
— Хоть сегодня.
— Где?.. — Наконец-то девушка наградила его робким взглядом.
— Приходи… Как тогда, за пригоны, — с надеждой попросил он.
— Ходила уже.
— Ты тот раз все не так поняла.
— А как надо было понять?
— Я не хотел… Думал осторожно тебя обнять. Прости!
— Ага, осторожно: сгреб, чуть кости не переломал!
— Не рассчитал.
— Думать надо! Я тебе не сенокосилка.
Опять замолчали. Она, заметив впереди людей, просила разделиться:
— Езжай наперед, а то подумают невесть что!
— Вечером придешь? — добиваясь своего, настаивал Янис.
— И в кого ты такой настырный? — с улыбкой вздохнула Инга.
— В деда. Он такой был — пока чего надо не добьется, не отступится.
— Вот, я вижу, что и ты готов ночами не спать, лишь бы…
— Это я только с тобой такой! Так я жду?
— Лапать не будешь?
— Нет.
— Ненадолго… За булавкой… Чтоб не потеряли… — как бы нехотя соглашалась она, но он ее уже не слышал.
Довольный, парень взмахнул вожжами так, что конь с места рванул легкой рысью.
С того дня их встречи были частыми. По возможности она прибегала к нему ненадолго, пока из глубины двора не доносился беспокойный голос матери. Янис относился к Инге с осторожностью, она же сначала проявила недоверчивость. Однако время и уважение друг к другу постепенно стерли границы отчуждения. С некоторых пор доверилась возлюбленная его рукам и губам, не преступая рамок дозволенного. Тихими, теплыми вечерними сумерками, склонив голову ему на плечо, долго стояла с закрытыми глазами, не в силах оторваться. Прижимая свою любовь, он бережно целовал шелк девичьей кожи на щеках, теребил пальцами горячие уши. И было им вместе так хорошо, как, возможно, бывает, когда человек пребывает на вершине своего счастья, после которого ничего не надо.
Это случилось прошедшей весной. Цвела черемуха. Над говорливой рекой плакали талины. Теплый ветер нагонял с полей запах перепаханной земли. Из деревни плыли обычные ароматы свежего хлеба, парного молока. Где-то далеко глухо стучали закрываемые на ночь двери пригонов. Хозяйки тонкими голосами зазывали детей домой. Изредка, переговариваясь между собой, гавкали дворовые собаки.
В такие минуты, прижавшись друг к другу, они мечтали. О том, как скоро будут жить вместе, у них будет свой дом, большое хозяйство, дети. При последнем Инга каждый раз вздрагивала. Затаив дыхание, сжимала ладони в кулачки. Этой осенью Янис хотел просить у Эдгара Берзиньша руки его дочери. Будь что будет! Если откажет, собирался украсть Ингу, а согласится, тогда на следующую весну придется рубить новый дом.
Окрыленные этим решением, оба зажили ожиданием: вот Янис сходит в тайгу, а после этого все случится. В связи с этим в характере и поведении каждого произошли перемены. Инга стала словоохотлива, рассеяна, не в меру эмоциональна, могла засмеяться и тут же замолчать. Иногда просто так вдруг обнимала маму, целовала в щеку. Та понимала дочь: влюбилась! Знала, в кого, поэтому не противилась отношениям. В семье Берзиньш Яниса знали как хорошего парня.
Занимательный случай, наделавший много шума, произошел с Янисом в конце мая, после посевных. Он с отцом уходил на Безымянку на рыбалку. Отправились на десять дней. За это время, соскучившись по любимой девушке, не дождавшись условленного для свидания часа, решил увидеть ее раньше. Хотел подарить необыкновенной красоты камушек, найденный на берегу реки. Огородами прокрался к пригонам Берзиньшей, залез на пустой в это время сеновал, притаился. Знал, что Инга вот-вот должна пойти доить коров. Он спрыгнет сверху перед ней, обнимет, поцелует, подарит камушек. Вот будет неожиданность! Интересно посмотреть, как она обрадуется.