Немые и проклятые
Шрифт:
Фалькон вернулся, нашел в гараже ключ и побрел обратно сквозь вязкий зной. В сарае было полно мешков с углем и различных приспособлений для барбекю. Сергей хранил инструменты в одном углу вместе с какими-то строительными материалами. На полке сверху стояла краска, какие-то жидкости, в пластиковой бутылке оставалось на донышке немного соляной кислоты. Фалькон сходил к машине за пакетом для улик, положил туда бутылку, подцепив ее ручкой. Пока он этим занимался, в сарае вдруг стало темно.
— Вы сегодня без помощников,
Фалькон от неожиданности вздрогнул.
Она стояла в дверном проеме, освещенная сзади. Фалькон видел все изгибы и линии ее тела сквозь прозрачную ткань платья. Он опустил глаза на плетеные сандалии. Она прислонилась к косяку, сложив руки на груди.
— Мне так проще, сеньора Крагмэн, — объяснил Фалькон.
— Я вас так и представляю: одиночкой, который все тщательно обдумывает, мысленно создавая картину преступления.
— Вы за мной следите?
— Мне просто скучно, — ответила она. — В такую жару я не могу пойти фотографировать. На реке все равно никого нет.
— В таком случае не добавите ли несколько штрихов к картине: ваш муж до сих пор работает на «Вега Конструксьонс»?
— Вчера вечером звонили сеньор Васкес и финансисты, просили продолжать руководить проектами. Похоже, они не собираются сворачивать работы… пока. Кофе не хотите, инспектор?
Они вышли на солнце. Мэдди рассмотрела содержимое пакета для улик. Фалькон запер сарай.
— Здесь можно срезать путь, — сказала она, направляясь к дыре в изгороди возле дома Сергея.
Фалькон вернулся, положил пакет в гараж и запер дверь. Он пролез за ней через изгородь, прошел через сад к дому, думая, как завести разговор о Резе Сангари.
Пока Мэдди варила кофе, он присел на диван в прохладной гостиной. Сандалии без каблуков мягко шлепали по мраморному полу. Даже когда Маделайн не было в комнате, все равно каким-то образом ощущалось ее присутствие. Она налила кофе и уселась на другом конце дивана.
— Знаете, что мне кажется, когда я день за днем торчу здесь в одиночестве? — спросила она и сама ответила: — Как будто я в заточении. После смерти Рафаэля — странно, конечно, — моя жизнь стала намного интереснее. Он был единственным нашим гостем. А теперь приходите вы, вчера я виделась с Эстебаном.
— С судебным следователем Кальдероном? — удивился Фалькон.
— Да, — сказала она. — Он приятный человек и очень образованный.
— В какое время вы виделись?
— Утром я столкнулась с ним в городе, а позже мы встретились и провели вместе вечер. Он водил меня в какие-то странные бары в центре, сама бы я в жизни туда не зашла. Знаете, там с потолка свисают окорока, с них капает жир. А посетители! Громилы с лоснящимися, зачесанными назад волосами, которые пыхтят сигарами и поправляют штаны всякий раз, когда мимо проходит женщина.
— В какое время? — настойчиво переспросил Фалькон.
— Вы не в силах перестать вести себя как следователь, да? — ответила она вопросом на вопрос и добавила: — Примерно с шести до десяти.
Мэдди положила ногу на ногу. Подол соскользнул, обнажив колено. Она стряхнула с ноги сандалию.
— У вас была выставка «Жизнь мгновений», — сменил тему Фалькон. — Что за фотографии там были?
— «Жизнь мгновений», «Мгновения жизни», — проворчала она, закатывая глаза. — Идиотское название. Мой агент придумал. Наверху есть каталог, если хотите посмотреть.
Она встала и отряхнула подол платья кончиками пальцев.
— Не стоит, — сказал Фалькон, предпочитая остаться на первом этаже. — Достаточно вашего рассказа.
Маделайн подошла к раздвижным дверям, положила руки на стекло и посмотрела в сад. Солнце вновь обнажило ее фигуру. Все просчитано, поежившись, подумал Фалькон.
— Это были фотографии обычных людей на работе или дома. Маленькие люди в большом городе. Обычная жизнь — остальное легко представить.
— Я читал рецензию, — сказал он. — Автор — некто по имени Дэн Файнман. Похоже, ему не понравилось.
Фалькон смотрел на ее затылок, шею и плечи, пока до нее доходил смысл сказанного. Мэдди замерла, как ночной зверек при появлении хищника. Внезапно она обернулась и, вздохнув, уселась на диван. Прикурила сигарету, откинулась на спинку.
— Дэн Файнман был и остался уродом. Мы учились в одной школе. Он всегда хотел потрахаться, но меня от него трясло. Дорос только до писанины в «Сент-Луис таймс», там-то он мне и отомстил.
— Он написал о вас еще одну статью, — сказал Фалькон. — Вы, может быть, ее не читали.
— У меня была единственная выставка в Сент-Луисе. Первая и последняя.
— Вторая статья не об искусстве. Местные новости.
— Я возвращалась в Сент-Луис только навестить родителей на Рождество и День Благодарения.
— Ваша мать, сколько я помню, умерла?
— Да. Третьего декабря двухтысячного года. Знаете, инспектор, кого вы мне напоминаете?
— Кажется, американцы знают только одного испанца, но я не похож на Антонио Бандераса.
— Комиссара Коломбо, — съязвила она, вовсе так не думая, но желая ему отомстить. — Только привлекательного Коломбо. Задаете множество вопросов, которые, казалось бы, не имеют отношения к делу, а затем бац! — вот он, преступник.
— Работа вымышленных полицейских всегда увлекательней, чем настоящая.
— Марти сразу заметил, что вы не похожи на полицейских, с которыми ему довелось встречаться.
— Полагаю, ему пришлось немало их повидать за несколько месяцев до вашего приезда сюда.
Она подперла подбородок большим пальцем и постучала себя по носу:
— Вы так и не сказали, инспектор, о чем написал Дэн Файнман.
— О том, как вы помогли ФБР в расследовании убийства вашего бывшего любовника Резы Сангари.