Ненадежный свидетель
Шрифт:
– Доченька, прости меня, – шепчу. Если она не придет? Обиделась? Да, точно обиделась… Как же я виноват перед ней! – Галчонок…
– Привет, папочка, – раздается звенящий голосок. Моя малышка. Она всегда прощала. Мой непорочный ангелок. Моя доченька. – Кушай, пап, ты со вчерашнего дня ничего не ел! Это же мамины голубцы. Мы ее вернем, она же наша мама.
– Да, галчонок, наша мама, мы ее никому не отдадим.
Глава 7
Шурик
Обуглившиеся стены, мебель, почерневшая от копоти, рамки с фотографиями детских праздников. Когда-то здесь было и наше семейное фото. Но прошло слишком много времени, поколение малышей сменилось. Вряд ли этот снимок еще
– Одна рамка пустая, – говорит все тот же молоденький полицейский, который не пускал меня за желтую ленту на площадке. В этот раз одет не по-служебному: простые джинсы, футболка, поверх которой теплая клетчатая рубашка. Нелепо выглядит, сам худенький, одежда мешком висит. Не успел облачиться в форму, Афанасьев дернул в четыре утра. Оно и понятно, у детей с каждым днем все меньше и меньше шансов. Поиски ведутся 24 часа, меняются только смены. Людям необходим отдых, личная жизнь, здоровый сон, но с такой работой быстро привыкаешь к другой жизни, оставляя место только для необходимого. Парнишка еще не привык, зевает, глаза каждую минуту трет – подъем нелегко дался, на ходу засыпает. В этом мы чем-то похожи, никогда не вставал так рано. Я по своей сути сова, с самого детства не любил рано просыпаться. Не то что следак. Захлебнул в один глоток чашку кофе с бутербродами и полетел ни свет ни заря, не моргнув глазом. – Как думаете, здесь было фото пропавших девочек? Может, его похититель забрал?
– Шурик, может, ты профессию не ту выбрал? – хмыкает Афанасьев, по-отцовски головой качает. Недоволен, но говорит не всерьез, поддевает, чтобы голова заработала.
– Роман Михайлович, зачем вы так? Администратор вывешивает снимки с детских праздников. У Ники был день рождения, вполне вероятно, что их фотография висела на стене, – оправдывается. Юношеский максимализм, только опыта нет.
– Внимательнее смотри. Что видишь?
– Стекло не разбито, крепления не сорваны. Висит с краю. Была пустой, не успели сменить снимок, – исправляется. Быстро соображает, потенциал есть. – Ничто не указывает, что поджог связан с исчезновением детей. К тому же есть подозреваемый, его допрашивают. Уволенный работник. У них с управляющим был конфликт, он угрожал сжечь это место. Через неделю полыхнуло. Его взяли сегодня в 3 утра, в гараже канистра керосина. Все сходится. Роман Михайлович, тогда зачем мы здесь?
– А вот это ты у Макарова спроси, – усмехается он. Сам не уверен, чем мы здесь занимаемся, но игнорировать случайность совпадений не может. – Так, Макаров, расскажешь, что мы тут делаем? Или так и будешь возле стен шарахаться?
– Не виноват ваш подозреваемый – во всяком случае, не в том, что здесь произошло, – слишком уверенно выдаю я. Шурик аж зубы сжал. Говорю же, юношеский максимализм. – Стекло на рамках целое, огонь практически не добрался до детских снимков, что может быть случайным совпадением. Но три точки возгорания у противоположных стен образуют треугольник. Кафе подожгли изнутри, направляя пламя в противоположную сторону.
– В отчете так и написано, – не доверяет парнишка.
– Можете подтереться этим заключением, ваш эксперт полный идиот. В отчете написано 4 места возгорания. Но их три. Было два поджигателя. Керосин на входной двери – это ваш подозреваемый. Огонь внутри разошелся с помощью пластиковых бутылок с серной кислотой и желтым фосфором. Здесь три точки, что можно отличить по треугольному нагару на стенах большей плотности.
– Не понял? – уже заинтригованно спрашивает Шурик.
– Химию нужно было учить. При соединении фосфора с кислородом происходит самовоспламенение. Серная кислота проела стенки бутылки, – кивает следак. – Твою ж налево… Остается время пожара. Когда приехали пожарные, огонь уже разошелся по всему зданию.
– Такой способ поджога дает время уйти, ваш поджигатель с керосином появился позднее. Поэтому огонь распределился одновременно. Это не более чем совпадение.
– Но какое это имеет отношениея к детям? – не унимается паренек. Но здесь он прав, мне бы самому хотелось знать ответ на этот вопрос. Я не могу быть уверен, изначально сам шел по ложному следу. Керосин не имел никакого отношения к дионеям…
Галчонок дергает за руку. Весь день молчала, больно задели мои сомнения маленькое сердечко. Но с самого утра рядом, хвостиком ходит. В кафе ей не место, самые светлые, счастливые воспоминания в копоти, зрелище не для ребенка.
– Малышка, все хорошо? – опускаюсь перед ней на колени. Шурик у виска покрутил, а вот следак помалкивает, даже в лице не изменился. Железная выдержка. Кремень. – Люся… – Указывает на стену с фотографиями, но молчит. Глазенки опустила. – Галчонок, там нет наших фоток. Это было давно. Прости.
– Туда, – подает голосок. Я знаю это состояние. Она напугана. Там что-то произошло, и она не хочет говорить об этом.
– Туда? – переспрашиваю я, и она кивает. Самая обычная стена. Стоп. Три места возгорания, направляющие пожар в противоположную сторону. Дионеи намеренно уводили огонь именно от этого места, и дело здесь не в фотографиях. – Есть план здания? – Глупый вопрос, конечно есть, службам пожарной безопасности без него не обойтись. Материалы должны быть прикреплены к делу. Шурик бумажками зашуршал, перебирает. Как же долго! Впрочем, есть способ убедительнее. Кладка стен здания кирпичная, как и перегородок, дополнительной обшивки нет. С этой стеной другая история, слишком ровная, штукатурка нанесена. По стуку становится ясно – полая. За ней точно что-то есть… Проход? – Нам нужно туда…
– Макаров, ты не забыл, что мы живые? Сквозь стены не проходим, – усмехается Афанасьев. Грубо, по-другому не умеет. Сценка с дочерью заставляет сомневаться в моем здравомыслии. Но именно поэтому я здесь. Сейчас я знаю, что прав. Он должен довериться. Мы уже здесь, не время отступать. И похоже, следак согласен, как бы глупо ни звучали мои слова. – Отойди. – В руках кувалда. Пожарники оставили, не берегут казенное имущество. Но нам на руку. Пары ударов хватает пробить крепления. Крепкий мужик, широкоплечий. – Твою ж налево…
Стена отходит, открывая проход в узкий туннель с лестницей, ведущей вниз.
– На плане его нет. Да и владельцы кафе не упоминали о потайном проходе, – удивленно подает голос Шурик, уставившись в лист бумаги с печатями. – Макаров, тебе дочь об этом сказала? Ты что, экстрасенс?
– Во-первых, «вы» и Григорий Константинович, а то проклятье нашлю, евнухом на всю жизнь останешься. А во-вторых, здание дореволюционной постройки. Владельцы кафе могли попросту не знать, – с серьезным видом поправляю я. Слова про евнуха напугали, глаза в три копейки. Не дорос еще на «ты» к старшим обращаться, уроком будет. А вот Романа позабавил мой небольшой перформанс, в совокупности с находкой любой каприз одобрит. – Подсветить есть чем?
– Есть. – Шурик с опаской достает полицейский фонарик, взгляд потупил. – Простите, Григорий Константинович.
– Давай, Шурик, лезешь первым, – кивает следак. – Вперед и с песней. Мы прямо за тобой.
Темно, один фонарик на троих пользы не дает. Спуск ведет в подвал. Сырое, промозглое помещение с заколоченными полупрогнившими досками на стенах. Винный погреб, даже пара неоткрытых бутылок сохранилась. Сейчас они стоят целое состояние.
– Подсвети сюда, – указываю я на перевернутый бочонок. Керосиновая лампа, почти полная. За годы жидкость должна была испариться. Здесь точно кто-то был до нас. – Зажигалку. – Шурик медлит, на Афанасьева поглядывает. Засветиться боится, начальник не одобрит, поэтому и сигареты берет ментоловые, без запаха табачного дыма. Сам такие курил, когда Аленка беременная ходила, а как дочка родилась, бросил. Но рецепторы не обманешь, помнят. – В правом кармане вместе с пачкой.