Ненастоящий сварщик
Шрифт:
– Я пока не знаю, но подумаю и сообщу! – ответил я.
Все разошлись. У меня в голове промелькнула блистательная идея проводить Анечку до дома, но та бесследно исчезла.
Вернувшись домой вечером, я обнаружил в своём почтовом ящике свой яркий предвыборный плакат с той самой фотографией, что мне понравилась больше всего. Рядом на подоконнике валялись ещё несколько. Я собрал всё и забрал с собой в квартиру, где один из них повесил на стену и ещё долго гордился собой, утирая скупые мужские слёзы.
Помимо моей предвыборной агитации, в почтовых ящиках подъезда появились листовки Карпа Вислоухова,
– Это «Главная партия страны» развлекается, – пояснил он. – Находят и регистрируют за деньги похожих по фамилиям людей, чтоб ввести в заблуждение электорат с целью отобрать или разбавить голоса на выборах, чтоб проходной процент у конкурентов был поменьше. Это нормальная практика, не бери в голову, всё в порядке!
С этими словами он положил трубку, а я стал читать чужой агитационный материал и соображать, куда же предлагают пойти вместе кандидаты новой партии. Что касаемо меня, то я бы им непременно указал дорогу, и обязательно с использованием ненормативной лексики. А вот с однофамильцем я твёрдо решил встретиться лично, чтоб посмотреть в его наглые, бесстыжие глаза, а может, и пнуть куда-нибудь алчного злодея, несмотря на его пенсионный возраст. Однако вскоре эти мысли оставили меня, и я, погружаясь в сон, не переставал удивляться, где конкуренты нашли человека с такой же, как у меня, фамилией, тем более что она считалась редкой.
В середине недели меня вызвали в штаб.
– Как у тебя с агитацией? – неожиданно спросил куратор, пожимая мне руку.
– Листовки разбрасываются регулярно, – начал отчитываться я. – С наружной агитацией хуже.
– А в чём проблема?
– Стены домов усеяны плакатами Вислоухова, и тот строго следит за этим, мусорные баки и заборы закрепились за Козявиным, на детском саду висит плакат нянечки в окружении маленьких отморозков, на бане – мой.
– И всё? – удивился Пётр Константинович.
– А все рекламные щиты занимает Квасова, а мест больше нет! – подытожил я.
– Неправда! – возразил куратор и предложил: – Поехали, посмотрим!
Мы сели в его «мерседес» и поехали патрулировать наш район. Проезжая мимо больших рекламных конструкций с предвыборной агитацией правящей партии, я обратил внимание на алкоголиков, соображающих неподалёку на троих. Поверх курток на них красовались разноцветные агитационные манишки разных конкурирующих кандидатов и партий. Среди них, как мне показалось, был и наш Андрей Хабонович. Впоследствии, по окончании потребляемой жидкости, алкаши неизбежно ссорились, что приводило к потасовкам и дракам, но со стороны это смотрелось как настоящая предвыборная борьба противоборствующих сил. Мы свернули в глубину дворов, по направлению к моей приёмной, где Косяковский ненадолго остановил свой «мерседес».
– Что ты видишь вокруг, чего очень много? – обратился ко мне Пётр Константинович, не поворачиваясь в мою сторону, пристально глядя на дорогу.
–
– Ещё!
– Домов!
– Теплее!
– Окон! – догадался я.
– Не совсем, – улыбнулся куратор. – Балконы! На них можно разместить баннеры практически бесплатно! Озадачь свою инициативную группу, пусть пошуршат по знакомым!
– Хорошо! – удивился я и переспросил: – А это законно?
– Вполне! – ответил Пётр Константинович, проезжая мимо бани, но вдруг резко нажал на тормоз. Машину немного занесло. Дёрнув ручником, он моментально выпрыгнул из неё и уставился на мой избирательный плакат. До меня донеслось раздражённое: – Какого хрена?
На фоне клубов пара красовалась моя красная, явно подправленная в графическом редакторе рожа. Сам я, как полагается, был в белой рубашке с галстуком. В моей руке красовался засушенный берёзовый гербарий, а под мышку боги фотошопа приставили шайку. На заднем плане два сильно размытых, по соображениям этики, контура обнажённых сисястых девиц наказывали друг друга вениками. Снизу, рядом с логотипом «Сильной Страны», красовался лозунг: «Я парюсь тут, как все! Кандидат в депутаты Цыганищев В.В.».
– Что это за говно? – чуть не заорал куратор и незамедлительно потребовал: – Немедленно снять!
– Так это… – начал оправдываться я. – Ближе к народу!
– Ты мыться в рубашке ходишь, дебил? – разошёлся наставник. – Ты ещё и паришься? Ты идёшь во власть, сделать жизнь народа лучше, ты должен быть сильным и уверенным человеком, а ты «паришься»! Парится он, посмотрите на него, запаренный весь! Кто этот бред придумал, ты?
– Нет! – не на шутку испугавшись гнева куратора, признался я. – Руководитель инициативной группы постаралась.
– Расстрелять! – безапелляционно заявил Пётр Константинович и ударил кулаком по крыше «мерседеса», так, что та прогнулась, но затем вмятина спружинила и выпрямилась, оставляя на поверхности влажный отпечаток кулака. Я моментально представил понурую ведомую на расстрел Тамару Ивановну со связанными за спиной руками. Хотя нет, в таком случае её везли бы на кожанном кресле с колёсиками.
– Плакат снять, мне размеры, завтра повесим новый! – успокоившись, отдал распоряжение он. – И те места, что мы сегодня определили, все завесить! И вообще, прогуляйся по городу, посмотри, как на других участках твои коллеги по партии работают!
С этими словами Пётр Константинович сел в машину, злобно хлопнул дверью и рванул с места так, что из-под колёс повалил сизый дым, а на асфальте остался рисунок протектора ведущих колёс. Я молча проводил удаляющуюся машину взглядом, достал выданный мне на предвыборный период мобильный телефон и, набрав Тамару Ивановну, любезно пригласил её и всю группу вечером в приёмную для торжественной раздачи наград в виде тяжёлых словесных сладостей.
На собрании я был строг. Прочитав лекцию о вреде инициативы без одобрения вышестоящего руководства, а также о том, что любая мелочь, даже незначительная, может повлиять на результаты выборов, я, выпустив пар, сел на свою законную табуретку и исподлобья подарил каждому, кроме Анечки, свой самый страшный, как я полагал, взгляд. Собравшиеся притаились, Анечка всхлипнула. Я посмотрел на Тамару Ивановну, сконфуженно вдавленную в кресло. На минутку мне её даже стало жалко.