Ненависть и месть
Шрифт:
Стрелять, конечно, было неудобно, но иного выхода у Панфилова не оставалось. Еще несколько мгновений, и ошеломленные противники придут в себя, начнут палить в него из всех стволов.
Одна пуля влетела в распахнутую дверь избы, попала, судя по металлическому звону, в гвоздь или скобу, рикошетом ушла в сторону. Другая попала Леве в руку чуть выше запястья.
Завыв от боли, он скатился с крыльца и, запутавшись в майке, принялся кататься по траве.
Пока очередь дошла до Каблука, он еще успел выхватить из-за пояса «вальтер»
Первая пуля, выпущенная Жиганом, попав Каблуку в ногу, разбила коленную чашечку. Выронив «вальтер», он тут же согнулся, еще одна пуля продырявила ему голову около макушки. Грохнувшись вниз, он несколько раз дернулся в траве и затих.
Остаток обоймы Жиган выпустил в Леву. Но ни разу в него не попал.
Громила, разодрав окровавленную майку, вскочил и с бешеными, налитыми кровью глазами бросился на Панфилова. Константин не успел уклониться от прямого столкновения. Лева просто снес его своей массой. Рыча что-то нечленораздельное, он навалился на Жигана сверху и принялся молотить своими пудовыми кулачищами.
После первого же удара в голове Жигана зазвенело, будто кто-то сидящий внутри черепной коробки бухнул в литавры. Кровь из простреленного запястья Левы брызгала в стороны, но он, казалось, позабыл о боли.
Удар, еще один удар. У Константина все поплыло перед глазами. Лева в ярости бил по вискам, силой компенсируя недостатки техники. Казалось, он просто хотел раскрошить Жигану череп.
Панфилов, придавленный к земле огромной тушей, смог лишь дернуть ногой, пытаясь парализовать врага ударом в пах. Но ничего у него не получилось. Лева лишь всхрапнул, как бык, и зажал между колен ногу Константина.
И все-таки одно мгновение Жиган выиграл. Леве пришлось перенести вес тела на нижнюю половину, и Панфилов смог высвободить одну руку.
Его пальцы скользнули по бычьей шее, на которой болталась золотая цепь. Противник замотал головой, пытаясь освободиться. Рука Жигана застряла между шеей и цепью.
Наконец «голда» не выдержала и разорвалась. Рука Жигана отлетела в сторону.
Ситуация становилась угрожающей. Жиган уже почти не мог дышать. Грудная клетка трещала, в глазах потемнело.
Вскинув наугад другую руку, он пальцем угодил в ухо противника. Используя палец как гвоздь, Жиган разорвал Леве мочку. Это было по-настоящему больно. Лева взревел, теряя контроль над ситуацией. Жиган успел этим воспользоваться, еще раз воткнув пальцы в шею врага.
На сей раз он схватил Леву за горловой хрящ и, из последних сил сжав пальцы, разорвал противнику горло.
Кровь из раны хлынула Жигану прямо в лицо. Столкнув с себя бьющееся в конвульсиях тело, он отполз в сторону. Широко раскрытым ртом Жиган хватал воздух, пытаясь прийти в себя после схватки, отнявшей у него все силы.
Ослабевшей рукой он провел по лицу. Липкая красная жижа вызвала в нем приступ отвращения. Он вытер ладонь о траву, поднялся и, шатаясь, побрел к избе.
Неожиданно лежавший рядом без движения Кабан застонал. Голова его приподнялась. Панфилов, почти не понимая, что делает, врезал поверженному противнику носком ботинка по зубам.
– Лежать!
Он дошел до крыльца, остановился возле трупа Каблука, перевернул его ногой, не боясь испачкать ботинок в крови. Обмякшее тело перевернулось на спину, остекленевшие глаза с застывшим в них предсмертным изумлением обратились к бледно-синему, покрытому мелкими перышками облаков небу. Лужа крови растеклась вокруг головы.
Константин, заметив в метре от трупа свой пистолет, поднял его и машинально снял с предохранителя.
– Я ж тебе говорил, подавишься, козел, – сказал он, обходя труп.
Жиган поднялся по скрипучим рассохшимся ступенькам избы лесника, держа пистолет наизготовку. Прошел в сени, оттуда в просторную пустую комнату.
Никого. Только в углу валялся стул со сломанной спинкой.
– Твою мать, – выругался Жиган.
Оцепенение и дурнота мгновенно прошли. Панфилов выскочил из дома, бросился к лежащему на траве Кабану, перевернул его на спину и стал лупить громилу по щекам до тех пор, пока тот не пришел в сознание.
Первое, что увидел Кабан, очнувшись, был черный зрачок пистолетного ствола, смотревший ему прямо в левый глаз.
– Слышишь меня, гнида? – с ненавистью проговорил Константин. – Где Игнат?
– А? – в страхе проблеял бандит.
– Брат мой где? Или ты не понял, паскуда?
Кабан зашевелил разбитыми в кровь губами, потом закашлялся и, выплюнув осколки зубов, прохрипел:
– Пошел ты…
– Мозги вышибу, паскуда!
Не помня себя от ярости, Жиган стал пинать ногами распростершееся перед ним тело. Потом заорал:
– Вставай!
Кабан тяжело поднялся.
– Руки за голову! Шагай к стенке!
Подгоняя мордоворота пинками в зад, он довел его до стены дома, повернул к себе лицом. Не сводя пистолета со злобной, угрюмой физиономии, отступил на несколько шагов назад.
– Ты у меня разговоришься.
Жиган перевел пистолет вниз и выстрелил, попав в бревенчатую стену между ног Кабана. Тот вздрогнул, дернул вниз руки, закрывая причинное место, и заорал:
– Да в тачке он, в багажнике!
– Яйца свои потерять боишься больше, чем жизнь, говноед, – сквозь зубы проговорил Панфилов.
На джинсах Кабана расплывалось мокрое пятно. Он молчал, униженно опустив голову.
– Ключи от машины где?
– У меня, – всхлипнул Кабан.
– Иди, открывай багажник.
Поникший громила, еле передвигая ноги, двинулся по двору в сторону повалившейся изгороди. Увидев под ногами собственный пистолет, он вдруг метнулся к нему, и Константин без всякого сожаления всадил в бычий загривок три пули.