Ненависть и месть
Шрифт:
– Тебя еще и взорвать хотели? Я этого не знал. И все-таки наш человек сделал свое дело. Тех двоих, что прибыли по твою душу, мы пустили в расход. Дальше уже ничего не надо было изобретать. Ты стал разыскивать Кононова, отправился в Нью-Йорк, и нам оставалось только ждать, пока яблоко не созреет и не упадет к нам в руки.
– Как вы узнали, что я еду в Нью-Йорк, чтобы найти здесь этого ублюдка?
– Нет ничего проще. Известный тебе Леон, он же Альберт Левин, еще с семидесятых годов фигурирует в секретных досье госбезопасности под агентурной кличкой Седой.
– Строгину тоже?
– Строгин потерял в Запрудном двух своих лучших людей и занервничал. Это привело к потере времени, и мы опередили его. Ты ему уже не нужен, местонахождение Кононова известно. Хотя… не знаю, что может прийти ему в голову… Тем не менее здесь, на территории Соединенных Штатов, Евгений Николаевич очень ограничен в средствах. Даже добравшись до Кононова, он может воздействовать на него только уговорами. Но мы не дадим Строгину и этого шанса. Ты уже знаешь о том, что произошло вчера в Санта-Ана?
Жиган утвердительно кивнул.
– Так вот, это моя личная заслуга, – не без гордости сказал Елизаров. – Я выбрал точный момент, когда нужно было организовать утечку информации для ФБР, этим ребятам очень нужна какая-нибудь громкая акция. Газеты трубят о наступлении русской преступности, и арест двух столь значительных фигур поднимет их реноме в глазах общественного мнения. А здесь общественное мнение – реальная сила. О твоем существовании ФБР не знает, если, конечно, эти птички не запоют. Но на всякий случай я на твоем месте не стал бы задерживаться здесь больше чем на один-два дня.
– Что же будет дальше? – упавшим голосом спросил Жиган.
– Мы займемся Кононовым. Именно сейчас наступил подходящий момент.
– Яблоко созрело? – хмыкнул Жиган, с угрюмым видом теребя окурок.
– Кононов чувствует себя сейчас победителем. Я о нем кое-что узнал. Он начнет раздавать интервью налево и направо, выставлять себя невинной жертвой КГБ и русской мафии. Мы его тепленьким возьмем, а пока пусть порезвится.
– У Кононова есть и мои пятьсот тысяч.
– Нет уж, – весело сказал Елизаров. – Извини-подвинься, боец Панфилов. Считай, что это неустойка за нанесенный нам моральный и материальный ущерб. Мы и так для тебя слишком много сделали.
– Значит, я вас еще и благодарить должен за то, что вы меня поимели?
– Благодари Бога за то, что жив остался, а заодно и своего ангела-хранителя. Кстати, хочешь на него взглянуть?
– Сделай милость напоследок, капитан.
– Вон там, возле барной стойки, сидит девушка. Видишь? Скромненькая такая, в джинсовом костюмчике, со светлыми волосами.
Жиган обернулся.
Девица, сидящая у стойки с коктейлем в руках, скользнула по нему взглядом и мило сделала ручкой.
– Моя ученица, – довольно произнес Елизаров. – Бывшая спортсменка, чемпионка страны по пулевой стрельбе, специализация – «бегущий кабан». Стреляет с обеих рук, дерется, как Брюс Ли. Мы ей дали прозвище Скрипачка. Есть у нее такая слабость, любит носить оружие в скрипичном футляре. Присматривала за тобой в Запрудном. Хочешь познакомлю? Иногда она любит называть себя Таней…
Услышав это имя, Жиган вздрогнул.
– Благодарю, капитан. В моей жизни хватает других Татьян.
– Ну и зря. Ты же ей жизнью обязан. Правда, пару раз она прокололась. Отметелила двух каких-то подонков, хотя ей было строго-настрого запрещено светиться, проморгала киллеров, посланных Строгиным к Володину. Я уж было подумал, не отправить ли ее в отставку. Понимаешь, что я имею в виду?
– У нас говорят – отправить на Луну или в Сочи.
– Да, что-то в этом роде. Но я решил, что ее можно реабилитировать. Все-таки результат достигнут. Не мытьем, так катаньем мы добрались до нужного человека. Остальное – дело техники.
– А ты стратег, капитан… Такую комбинацию провернул…
– Спасибо за похвалу, боец Панфилов. Может, все-таки выпьешь со мной?
– Поцелуй меня в жопу, капитан! – Жиган встал из-за стола, резко отодвинув стул. – Пей со своей Скрипачкой!
Он уже собрался уходить, но на мгновение задержался и спросил:
– Капитан, ты вот столько базарил, а самого главного не сказал. Почему ты все-таки остался жив?
– А зачем мне погибать? Я же не идиот вроде тебя или твоего друга… как там его, Терентия, что ли?
Жиган испытал приступ унижения, заставивший его опустить глаза. Так грубо с ним еще никто не поступал. Некоторые, правда, пытались, но никому Жиган не позволял сделать из себя опущенного. Не позволит и теперь…
Резко обернувшись, Панфилов ударом ноги перевернул стол с напитками и закусками на Елизарова. Посуда со звоном и грохотом посыпалась на пол. Шикарный костюм и белоснежная сорочка Михаила Елизарова оказались залитыми водкой, заляпанными черными икорными пятнами. Публика за соседними столиками умолкла, ошарашенно глядя на двух повздоривших мужчин.
Капитан вскочил, отряхиваясь. Не давая ему опомниться, Жиган врезал Елизарову по переносице. Тот не смог удержаться на ногах и, неловко взмахнув руками, отлетел назад, рухнув спиной на ближний стол. Занимавшая его немолодая пара в ужасе вскочила со своих мест.
– Помогите! – заверещала полная дама в декольтированном черном платье. – Убивают!
Что было дальше, Жиган помнил плохо. Кажется, он снова бросился на Елизарова, схватил его за грудки и начал месить кулаками куда попало. Капитан отшвырнул его назад ответным ударом по лицу.
Потом подскочили двое плечистых охранников в униформе, оттащили Жигана, однако он вырвался и, не помня себя от ярости, опять кинулся на Михаила Елизарова.
– Задавлю, сука!
Он не успел дотянуться до глотки ненавистного врага – кто-то обхватил Жигана сзади за плечи, повис на шее, повалил на пол…
– Вызовите полицию! – голосила дама в декольте. – Он испортил мне платье!
– Никакой полиции! – властно рявкнул Елизаров. – Просто вышвырните его на улицу!