Ненависть и месть
Шрифт:
Глава 35
…Он брел по набережной с таким подавленным видом, что прохожие провожали его удивленными взглядами.
Кровь будто замерла в жилах. Сейчас даже смерть Елизарова не могла бы принести Жигану никакого удовлетворения. Что толку? Все равно позора ничем не смыть. Если и не в петлю лезть, то очень близко к этому…
Нет, все-таки этого нельзя так оставить. Нужно отомстить. Но как? До Елизарова теперь не дотянуться… Да и вообще, что можно здесь, в Нью-Йорке, сделать в одиночку?..
Ему вдруг захотелось выпить. И не просто выпить, а напиться по-русски, по-черному: поставить перед собой бутылку настоящей водяры и тарелку с солеными огурцами… Да где же их тут сейчас, на ночь глядя, найдешь, эти соленые огурцы?.. Не возвращаться же назад, в «Тройку».
Внезапно Константин остановился. На противоположной стороне улицы горела неоновым огнем вывеска «Гастроном».
«Это что еще за гастроном? – подумал Жиган. – Вроде ходил здесь раньше и не обращал внимания…»
Подойдя поближе, он увидел в витрине объявление: «Работаем круглосуточно». Там же были выставлены продукты питания. За стеклом висела большая картонка с крупными, коряво написанными фломастером от руки буквами: «Настоящая русская еда. Все продукты из России».
Толкнув стеклянную дверь, Жиган вошел внутрь.
На полках и в открытых холодильных камерах лежали сырокопченые и вареные колбасы, банки со шпротами, икрой, мороженая треска и осетрина, соленые огурцы и квашеная капуста в бочках, настоящее украинское сало, ветчина и черный хлеб кирпичиками.
У отдела спиртных напитков, представленных разнообразными сортами водок, «Советским» шампанским и крымскими винами, стоял какой-то человек в фартуке. Он брал бутылки с полки, аккуратно протирал их и ставил на место.
– «Столичная» есть? – спросил у него Жиган.
Продавец сунул руку куда-то вниз, вытащил бутылку с родной красно-золотой наклейкой и протянул ее Панфилову.
– Пожалуйста.
Увидев лицо человека, стоявшего перед ним, продавец едва не уронил бутылку.
Наверное, это был вечер сюрпризов.
Перед Жиганом стоял, зачем-то вытирая руки грязной тряпкой, бывший директор запрудненского ресторана «Жар-птица» Ефим Наумович Айзеншток. Панфилов довольно неплохо знал его по делам со спиртным.
– Константин Петрович?.. – изумленно протянул Айзеншток. – Какими судьбами?
Жиган не нашелся, что ответить.
– Да вот…
– Изя, Изя!.. – закричал Ефим Наумович, бросаясь куда-то в подсобку. – Ты еще здесь, Изя? Посмотри, кто к нам пришел!..
Из подсобного помещения с пустой картонной коробкой в руках вышел Исаак Копельман. На нем были затрапезного вида брюки и скромный потертый жилет с рубашкой, покрытой разнокалиберными пятнами, растоптанные ботинки.
Жиган, привыкший видеть Копельмана в дорогих, прекрасно сшитых костюмах и обуви эксклюзивных производителей, поначалу оторопел. Ко всему прочему, Исаак Лазаревич изрядно похудел, и одежда висела на нем, как на огородном пугале.
Лицо Копельмана озарила такая радостная улыбка, словно Жиган был его ближайшим и горячо любимым родственником.
Бывший житель Запрудного, а ныне нью-йоркский торговец гастрономией отбросил в сторону картонную коробку, кинулся к Жигану и стал горячо трясти его руку.
– Константин Петрович, Боже мой!.. Какая радостная встреча!..
Жиган, в другой руке которого была зажата бутылка водки, чувствовал себя несколько неловко. И все же ему было приятно увидеть знакомое лицо среди огромного Нью-Йорка.
– Вот уж кого не ожидал увидеть, так это вас, Константин Петрович, – тараторил Копельман. – Я ведь, вы знаете, не так давно уехал, а уже так скучаю, так скучаю… Боже мой…
Услышав, что Константин находится здесь с начала сентября, Копельман стал качать головой.
– Ай-ай-ай, как нехорошо, столько времени здесь, а к нам не заходили.
– Я и магазина-то этого раньше не замечал. А тут вот собрался уезжать, дай, думаю, выпью перед дорогой…
– Вы знаете, Константин Петрович, что произошло со мной там, в России? Просто страшно вспоминать. Я ведь чуть не погиб. Фима давно уговаривал меня уехать, а после того, что случилось, я, конечно, не мог оставаться. У меня ведь жена, ребенок. Да, Миррочка тоже здесь и Сонечка здесь. Родственники помогли нам перебраться сюда. У меня, конечно, были кое-какие сбережения, но я не мог сидеть здесь без дела. Вот, открыл магазин.
Константин глянул на пустой зал гастронома.
– Не очень много у вас покупателей.
– Вы знаете, Константин Петрович, я ведь только начинаю здесь свой бизнес, меня еще не очень хорошо здесь знают. Но уверяю вас, скоро все будет по-другому. У нас ведь самый настоящий товар. Покажите-ка, что это у вас.
Глянув на водку, Копельман вырвал бутылку из рук Панфилова и сунул ее вниз, под прилавок.
– Извините, Константин Петрович, это не то. Я вам сейчас дам настоящую кристалловскую водку. А это… Вы же понимаете, нужно как-то вертеться. Настоящий продукт очень дорог. Мы тут по старой памяти разливаем…
– Изя, ну что ты говоришь? – вмешался Айзеншток. – Зачем Константину Петровичу знать такие подробности?
Тараторя что-то о своей жене Миррочке, дочери Сонечке, еще каких-то родственниках, Копельман потащил Жигана к широкому прилавку с кассовым аппаратом.
У кассы сидел черноволосый худощавый молодой человек в очках с толстыми линзами.
– Мотя, познакомься. Это Константин Петрович Панфилов – наш земляк из Запрудного. А это Мотя, сын Семена Семеновича Дреера. Помните такого?
– Кажется, на вашем разливном производстве работал?
– Вы помните? Как хорошо, как прекрасно, Константин Петрович. Семен Семенович тоже здесь, со мной.
– Ясно. Работает по специальности.
– Именно. Но как вы догадались?
– Вы сами только что сказали про дорогой натуральный продукт.
– Ах, да. Я от радости совсем потерял голову. А Мотя – компьютерный гений. Временно без работы. Матвей, ну что ты стоишь, как поц? Поздоровайся с Константином Петровичем.
– Матвей Дреер, – неожиданным басом сказал юноша, протягивая Жигану ладонь для рукопожатия.