Ненависть и наслаждение
Шрифт:
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спрашиваю я, подозрительно глядя на него.
Он пожимает плечами, уставившись на книгу.
— Ты ему нравишься. Слишком сильно. Это не похоже на Драко.
Тьяго смотрит мне в глаза, и я вижу в его глазах искренность.
— Не знаю, как ты проникла ему под кожу, или как так обвела его вокруг пальца, но на твоем месте я бы не профукал это. Ты знаешь, как трудно получить его расположение? Заставить Драко делать то, что ты от него хочешь? Это чертовски сложно, поверь мне. Если только ты не его мать, этого не произойдет. Но даже с ней он не всегда так снисходителен.
Я с трудом сглатываю, не зная, что сказать.
Он пристально смотрит на меня несколько секунд, прежде чем положить книгу рядом с собой. Его взгляд опускается к моим губам, и я хмурюсь. Его глаза все еще прикованы к моим губам, руками он сжимает край кушетки, когда придвигается ближе.
Я выхватываю нож из-под подушки и открываю его, прежде чем Тьяго сможет придвинуться слишком близко. Острие лезвия оказывается прямо возле центра его горла, прямо под кадыком, и он замирает, но это не останавливает его тихий смешок.
Обнажив зубы, я наклоняюсь ближе.
— Отвали. Мне бы не хотелось убивать тебя, а потом объяснять это твоему кузену или, что еще хуже, миссис Молина.
Он поднимает руки вверх, изображая невинность. Я держу нож у его шеи, готовая в любой момент нанести удар, если понадобится.
— Эй, успокойся, Никотера. Это была просто проверка. — Он полностью отстраняется, но я держу острие ножа направленным на него. — Он тебе нравится так же сильно. Жаждешь его, не так ли?
У меня нет ответа на этот вопрос, поэтому я ничего не говорю. Ничего не делаю.
— Да, — говорит Тьяго, ухмыляясь. — Я вижу ответ в твоих глазах. Ты не можешь этого скрыть. Тебе нравится этот извращенный ублюдок, возможно, даже слишком сильно. Даже после всей боли, которую он тебе причинил. Я думаю, это хорошо. Хорошо, что есть тот, кто может справиться с хаосом, который он причиняет. Если бы ты позволила мне поцеловать тебя, мне пришлось бы сказать ему. Или пришлось бы убить тебя самому. — Он сверкает самодовольной улыбкой.
Я хмурюсь, в глубине души задаваясь вопросом, сказал ли ему Драко сделать это? Но зачем ему это? Он не хочет, чтобы Тьяго был рядом со мной. Драко слишком эгоистичен, чтобы даже думать о том, чтобы делить меня с кем-то.
Тьяго просто придурок. Он уверен в себе, и я уверена, что он, вероятно, сказал бы Драко, если бы я что-то сделала. Он также боится меня, как и все остальные. Хорошо.
Я думаю, что лучше попытаться избавиться от меня совсем, чем постоянно сталкиваться со мной лицом к лицу.
— Иди, Тьяго, — требую я низким голосом.
Он невинно поднимает руки вверх. Затем встает и идет назад, к винтовой лестнице.
— Я ухожу. Без проблем. — Он вздыхает, опуская руки. — Но прежде чем уйду, я должен спросить... ты собираешься рассказать ему об этом? О моем маленьком тесте?
— А я должна? — Я приподнимаю бровь, складывая руки на груди.
— Только если ты хочешь, чтобы я умер. — Его верхняя губа приподнимается. — Ты думаешь, это он послал меня сюда. Но нет, он этого не делал. Даже если бы ты что-то сделала, Драко надрал бы мне задницу за это, но он бы мне поверил. Я всегда приношу доказательства. — Тьяго ухмыляется.
Я закатываю глаза.
— Ради сохранения твоей жизни, нет, я не скажу ему. В этом нет смысла. Это был глупый тест. И я уже с этим смирилась.
Тьяго снова ухмыляется, указывая на меня пальцем.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
Я встаю.
— Убирайся.
Он смеется тем раздражающим смехом, который может вывести из себя кого угодно, берет свою книгу и затем уходит. Я наблюдаю за ним с перил наверху, когда он направляется к двери. Прежде чем он успевает уйти, я кричу ему вслед.
Он оглядывается, встречаясь со мной взглядом.
— Почему Патанса ненавидит тебя? — спрашиваю я.
Тьяго полностью поворачивается, на этот раз с широкой, развратной ухмылкой.
— Она ненавидит меня, да?
Я едва заметно киваю.
— Короче говоря... Она напилась во время одной из своих первых ночей здесь, приставала ко мне на вечеринке и не выполняла свою работу. Драко сказал мне, что быть с ней нормально, пока я пользуюсь презервативом. Он не хотел, чтобы одна из его лучших охранниц забеременела. Так что, конечно, я трахнул ее. Вон у того грязного сарая на заднем дворе. Черт, она была такой чертовски громкой. Она тоже хорошо трахалась. Скакала на мне, как на гребаном быке.
Я слегка морщусь.
— На следующее утро она увидела, где мы находимся, и сказала мне, что я воспользовался ею. Она сказала, что никогда бы со мной не трахалась. Она сказала, что собирается рассказать Драко, что я изнасиловал ее. — Тьяго усмехается. — Хорошо, что я это записал. В ту ночь я был с фотоаппаратом. Я всегда так делаю на вечеринках и во время своих отгрузок. Иногда просто ради удовольствия. — Мои глаза широко распахиваются. Я понимаю, что он, должно быть, тоже был с камерой в ту ночь, когда я освободила Генри. Вот как Драко точно узнал, что это был не он. Он все снимал. У него были доказательства. Фотоаппарат, наверное, и сейчас с ним. — Она увидела запись, умоляла меня удалить ее, но я сказал «нет». Это было мое доказательство, на случай, если Драко мне не поверит или подумает, что она передумала. С тех пор она ненавидит меня, и все потому, что ей стыдно, что я, надоедливый двоюродный брат, трахнул ее, как животное, которым она является, и все остальные охранники узнали. Хотя я надеюсь, что однажды она это переживет. Было бы неплохо снова заполучить ее киску. Патанса чертовски агрессивна. Осушила мои яйца хорошенько той ночью своим ртом и киской. — Он громко смеется, и это больше похоже на хихиканье. — Что тебе следует знать обо мне, так это то, что у меня всегда, всегда есть доказательства, Никотера. У тебя должно быть это, когда ты работаешь на Шефа. — Он показывает в воздухе кавычки свободной рукой. — Запомни это.
Я поджимаю губы, когда он делает шаг назад. Он поворачивается, и когда дверь закрывается за ним, я снова опускаюсь на кушетку.
Тьяго — высокомерный засранец, но, насколько понимаю, он не дурак. Он не хочет чувствовать себя предателем. В каком-то смысле он равняется на Драко. Как мне кажется.
По какой-то причине я верю ему, когда он говорит, что семья на первом месте, но я могу сказать, что он может быть эгоистичным, если до этого дойдет. Я верю, что они оставили его в живых специально — кем бы ни был этот Эрнандес.