Ненависть
Шрифт:
Массовое убийство остановил старик. Он с трудом сел, вытер кровь и закричал на своих, охлаждая горячие головы. Молодец старый, надо отдать должное. Дед обратился к офицеру, что-то горячо доказывая, истово крестясь и мотая башкой.
Офицер скорчил злую гримассу, пнул деда напоследок, и пошел к машинам странной, утиной походкой. Стоящий рядом, квадратный здоровяк с непропорционально крохотной головой, зычно и неразборчиво заорал. Солдаты опустили оружие и полезли в грузовики. Всего Руди насчитал примерно дюжину человек, перевел бинокль на офицера и испуганно дернулся. Одноглазый замер у машины, повернулся к лесу и посмотрел Рудольфу прямо в глаза. Словно почувствовал чужое присутствие. Офицер недоуменно хмыкнул,
В деревне заавизжали и заорали так, что звук долетел до краешка леса. Во дворе крайнего возникла быстрая кутерьма, из ворот выскочили ржущие как лошади люди в камуфляже, таща на плечах двух неистово бьющихся женщин, одна босая, молотила белыми пятками, вторая в резиновых сапогах и беленьком платьице. За ними выбежал солдат в обвисшей форме не по размеру и сбитой набок пилотке старого образца, неся в каждой руке по трепыхающейся, рыжей курице. Замкнул процессию боец с наброшенным поверх формы ярким, женским платком. Неужели мародеры?
Девушек потащили к грузовикам. На улицу, выбежали мужик и женщина лет пятидесяти. Баба рухнула в пыль и поползла следом, заламывая руки и голося. Мужик догнал похитителей и уцепился последнему за рукав. Солдат в женском платке повернулся и саданул ему прикладом по голове. Мужикк развернулся вокруг оси и грохнулся рядом с грузовиком.
Заревели моторы, девок кинули в кузов последней машины, и вся колонна запылила по дороге, пока не скрылась за поворотом.
– Твари, – сквозь зубы сказал Стрелок. – Видел? Немецкое благородство. Какое-то оно весьма избирательное, не находишь?
– Это не немцы, – логично возразил Руди. – В зондеркомандах местные служат обычно.
– Естественно, – согласился Стрелок. – Зачем самим делать грязную работенку? Всегда найдутся ублюдки, которые будут грабить и убивать за кусок хлеба и обещанное гражданство.
– Я их совсем не оправдываю, – буркнул Рудольф. – Мне эти методы не по нраву. Уверен, бургомистр не в курсе происходящего, иначе всех их ждет трибунал.
– Ну конечно, бургомистр совсем дурачок. А может это ты дурачок. Знаешь, у нас говорят: «Простота хуже воровства». Твой случай.
Руди обиженно засопел. Увиденное дало определенную пищу для размышлений. Зондеркоманда должна бороться с террористами, а не с гражданским населением. А здесь налицо преступление. С другой стороны, мы ничего не знаем, вдруг эти люди пособники бандитов и девушек забрали для допроса. Да, так оно и есть, другого объяснения нет. Правда курицы слабо вписываются в эту теорию. Птицы тоже пособники?
Бандиты зашептались между собой, поглядывая в сторону деревни. Потом поднялись и пошли лесом, обходя населенный пункт с севера. Надежда на отдых в тепле растаяла без следа. Вновь на дорогу вышли только когда село исчезло из вида. Больше по пути ни машины, ни люди не попадались. Дважды прошли мимо брошенных деревень с полуразвалившимися домами, мертвыми окнами, поваленными заборами и вросшими в землю воротами. Из последней люди ушли недавно, стекла уцелели в рамах, у крайней избы зашипела и убежала под худую крышу одичавшая кошка. Заброшенный колодезный журавль протяжно поскрипывал на ветру, нагоняя тоску. Интересно где жители, почему ушли, каково им сейчас? Странные люди, как можно бросить все и сорваться с места? У Руди дома никогда не было, не считая приюта и койки в рабочей общаге. Но это не дом. Дом – это когда все твое, родное, огонь пылает в камине, заливая теплом и бросая на стены причудливые, мягкие тени. Дом – это когда тебя ждут. В этом плане Стрелку можно завидовать. Будь Руди на его месте, от семьи бы и шагу не сделал. Надо ценить что имеешь.
Лес начал потихоньку редеть, и километра через два Стрелок свернул с дороги. Унтеры запаковали оружие в чехлы, и дальше двинулись через густые заросли молодого орешника. На горизонте заблестело открытое небо. Неужели конец
– Первоуральск, – пояснил Стрелок, спускаясь по голому склону. – Один из десятка сохранившихся городов Урала. До прихода немцев достаточно крупный промышленный центр. Теперь медленно вымирает.
Ну конечно, и тут немцы во всем виноваты, – вздохнул про себя Руди, а вслух спросил:
– Сколько населения?
– Сейчас тысяч десять, – пожал плечами Стрелок. – Зимой больше, летом местные бездельники и алкаши шатаются по округе, ловят рыбу, выбивают птицу и зверя без счета, валят кедры, ищут металл.
– Геологи?
– Ага, они самые, – грустно усмехнулся Стрелок. – Копают металлический лом, его в округе много осталось, сдают немцам на переплавку. А большинство хлещут водку, перебиваясь случайными заработками. Есть кирпичный завод, устроиться можно при большой удаче и связях, будешь горбатить по двенадцать часов в день без отпуска и выходных. Еще можно продать почку в клинике трансплантологии. Самая выгодная здесь работенка, жаль одноразовая. У местных бездельников ходит легенда о парне с шестью почками, обеспечившим себе шикарную жизнь. А так неплохой городишко, миленький, главное на улицу ночью не выходить.
– Преступность?– смекнул Рудольф.
– Я бы даже не назвал это преступностью, – хмыкнул Стрелок. – Образ жизни. Тот, кто дожил до утра на окраине, считает себя любимцем фортуны. В центре потише, за порядком следят. Да и как может быть иначе в городе, где единственное динамично развивающееся предприятие кладбище? Во главе города стоят наследники знаменитых бандитских фамилий, отсюда и порядки. После окончания Восточной компании немцам в руки попали огромные, плохо освоенные территории за Уралом, с крайне нелояльно настроенным населением. Как держать массу людей в повиновении? Только страхом. Вот тогда, кому-то из сподвижников Адика, курирующему восточный вопрос, пришла в дурную голову гениальная мысль. В округе было множество тюрем, в каждом тысячи заключенных, многие сидели по политическим статьям, но большинство самые отпетые уголовники. Некоторую часть советы успели уничтожить перед стремительным отступлением. Оставшихся бандюков немцы выпустили и вооружили, трофейного оружия было навалом. Амнистия, xyli. Эта грязная, жаждущая крови и плоти свора, захлестнула приуралье, выслуживаясь перед новым хозяином. Слухи о тех страшных временах еще живы, старики помнят. Они грабили, убивали, насиловали и жгли, оставляя после себя пепелища и груды изуродованных мертвецов. К сорок восьмому уголовники насытились и поделили сферы влияния, с молчаливого одобрения немецкой администрации. Теперь их потомки цари и боги в одном ублюдском лице.
– Это война, ничего удивительного, – единственное, что нашел ответить пораженный Рудольф. «Адика» он предпочел пропустить мимо ушей.
Стрелок передернулся и замолчал. Они миновали свежую вырубку и вошли в черту города. Окраина произвела гнетущее впечатление. Под ногами мерзко захлюпала непросыхающая грязища, завоняло тухлятиной. Больше на помойку похоже. Покосившиеся избушки с черными провалами окон, землянки похожие на звериные норы, домики, наспех собранные из листов проржавевшего железа, листов фанеры и почерневших досок. Одна искра и выгорит все на километры вокруг. Странно, заборов вообще нет, а унтерменши очень любят заборы и чем выше тем лучше, дабы без помех обстряпывать всякие непотребства. Причем просмоленные столбы и каркасы ворот торчат повсеместно, а заборов нет. Аномалия.