Ненавижу семейную жизнь
Шрифт:
В те дни, когда няни у нас менялись чуть не каждую неделю, я работала в галерее “Примрозетти” и получала гроши, Серена же начала неплохо зарабатывать в рекламе, а ее новый муж Джордж только что открыл свой антикварный магазин. Серена с Джорджем жили в просторном доме на Колдикотт-сквер. Девушки-помощницы жили в полуподвале, отдельной комнаты для них не было, и хотя стены там отсыревали и штукатурка отваливалась в лучших традициях ранневикторианских жилищ, никто не выражал недовольства.
Я Серене никогда не завидовала, она так доброжелательна, великодушна и щедра, с таким юмором относится к своей славе, что завидовать ей не приходит в голову. К тому же она, признаюсь вам, толстушка и утверждает, что именно полнота позволила ей выжить в мире, где все соперничают со всеми. “А, Серена! Конечно, у нее есть
В шестидесятые годы, когда Серена работала в рекламном бизнесе и безумно дорогой врач с Харли-стрит [6] ежедневно ее взвешивал и делал ей какие-то кошмарные инъекции какого-то кошмарного препарата, изготовленного из мочи беременных кобыл или еще чего-то в том же роде, плюс дневная доза плохо очищенного амфетамина, она была худенькая и гламурная. Вот тогда — да, тогда я ей завидовала. Почему ей все так легко дается, думала я тогда, а мне все так трудно? Потом одергивала себя: сколько в моей бурной молодости было счастья, сколько отчаянных авантюр, а жизнь Серены, пока она не вышла замуж за Джорджа, была сплошное уныние и нервотрепка.
6
Харли-стрит — улица в Лондоне, где находятся приемные ведущих частных врачей-консультантов.
Познакомилась Серена с Джорджем в двадцать девять лет, и тут же с нее словно сняли проклятие: запутанная мозаика ее жизни каким-то чудом неожиданно сложилась. А до того она была безнадежной неудачницей, страдала от того, что сейчас называют заниженной самооценкой, и от чрезмерного желания всем угодить.
Снятое с нее проклятие пало на меня — наверное, такова участь всех сестер, — и настал мой долгий черед сражаться с жизнью в одиночку и воспитывать без мужа двоих детей — помешанного на спорте мальчика и вундеркинда-девочку с удивительным музыкальным даром и на редкость недружелюбную. До той поры все завидовали мне: я была худенькая, а Серена толстая.
Думаю, если сложить все бессонные ночи в слезах и полные отчаяния дни, что выпали на долю и ей и мне, сумма получится примерно одинаковая. Моя сумма ощутимо увеличилась, когда мне стукнул семьдесят один: Себастьян оказался в голландском полицейском участке в камере предварительного заключения и был потом переведен в тюрьму, однако Серене, я думаю, пришлось еще горше, когда в ее шестьдесят Джордж ее предал: возненавидел и выгнал из ее собственного дома. Как же безумно она рыдала, какими пустыми глазами глядела в потолок. А потом взяла и довольно скоро снова вышла замуж.
Мартин едет с работы домой
Здание Нью-Сенчери-Хаус, в котором размещается редакция журнала “Деволюция”, где Мартин работает экономическим обозревателем, построено недавно, и денег на его строительство не пожалели: слепя поверхностями из стекла и стали, оно высится среди квартала узких, тесных улочек между Вестминстером и Петти-Франс. Внутри оно очень приятно декорировано и оснащено отличными кондиционерами. Когда здание только что ввели в строй, возникла угроза эпидемии “болезни легионеров” [7] — в “кровеносной системе” здания циркулировала застойная вода, и церемония открытия с участием премьер-министра была отложена больше чем на год, хотя источник заражения быстро обнаружили и катастрофу предотвратили, умер только один человек — швейцар. Пригласили специалиста по фэн-шуй, чтобы он помог оформить вестибюль. Вследствие чего вход в кофейню Starbucks оказался под углом, специально рассчитанным, чтобы привлекать посетителей и обеспечивать желанную дневную выручку. Судя по всему, старались не зря. По утрам эскалаторы чуть не до половины одиннадцатого поднимают наверх оживленно беседующих некурящих кофеманов, лифты наполнены ароматом горячих шоколадных круассанов.
7
Болезнь
На всех семи этажах есть по специальной комнате отдыха, где уставший персонал может восстановить силы, там имеется большой запас свежих полотенец для тех, кто хочет принять душ или вздремнуть на выдаваемой за небольшую плату подушке. Научные исследования показали, что ничто так эффективно не повышает производительность труда, как несколько минут здорового сна. С тех пор как на свет появилась Китти, Мартин стал частым гостем в этих рекреационных комнатах. Днем девочка спит хорошо, а вот по ночам куролесит, сколько Хетти ни прикладывает ее к груди, и какой уж тут сон, когда мать всю ночь возится с капризничающим ребенком.
Кроме двух журналов-близнецов, “Деволюции” и “Эволюции”, в здании размещаются штаб-квартиры трех экспертных организаций или институтов изучения политических проблем: Центр изучения экономики посткоммунистического общества, Координационная комиссия по изучению реформы социального обеспечения, Институт изучения социальных проблем, а также два полуправительственных агентства, которые занимаются изучением проблем управления общественными процессами и их параметрами.
Ходят разговоры о том, что Мартина собираются откомандировать в Комиссию по изучению реформы системы социального обеспечения следить за разработкой перспективного плана размещения и подготовки кадров для решения проблем безработицы, но Мартин лавирует и маневрирует, стараясь этого избежать. Платить ему тогда стали бы больше, однако он видит себя в будущем политическим обозревателем, а потом и политическим деятелем. Политического обозревателя скорее выберут кандидатом в парламент, чем журналиста, пишущего экономические обзоры. Ему нужно быть на виду.
Мартин дремлет в храме отдохновения на четвертом этаже. Здесь все светло-зеленое с розовым, это сочетание режет глаз, однако признано, что оно способствует быстрому засыпанию. У них с Хетти дома стены в темных, резких, насыщенных тонах, а мебель они покрасили красным, кроватка же Китти желтая — чтобы оптимизировать число синаптических контактов. Хетти презирает нынешних целителей-астрологов-психотерапевтов со всеми их магическими кристаллами, гороскопами и прочей чепухой, однако убеждена, что цвет способен влиять на настроение, и Мартина это умиляет. Сам он вырос среди прозаичных, нетерпимых к малейшему проявлению фантазии людей, и сейчас затеи и чудачества южан его порой просто завораживают.
К Мартину присоединяется его редактор и непосредственное начальство Гарольд Мэппин, он рухнул на соседнее ложе (копия римской фрески, первый век нашей эры) и сообщил, что почти весь номер зарубили. “Остались только ваши “Брюзги и скряги”, они прошли на ура. И это называется жизнь! Я должен вздремнуть, иначе мне конец. Дебора меня вконец ночью измочалила. Огради нас господь от молодых женщин”.
В политике руководства наметились перемены: Министерство финансов сочло, что новые проекты, связанные со здравоохранением, обходятся слишком дорого, исследования доказывают то, что Мартин давно подозревал: чем больше мы убеждаем людей молодых заботиться о своем здоровье, тем меньше им хочется нас слушать, здоровьем интересуются лишь те, кто его потерял и кто уже состарился. Осенний номер должен сконцентрироваться не на угрозах, а на утверждении позитива. И еще: журнал теряет подписчиков, “Деволюцию” перестали покупать даже его главные читатели — правительственные учреждения, теперь и они страдают от сократившегося бюджета.
Все это сообщает Гарольд Мартину, устраиваясь на подушках, Мартин доволен и польщен доверием босса. А у босса есть для него еще более важная новость: он решил не перебрасывать Мартина в Комиссию по реформе системы социального обеспечения:
— Такой, как вы, там со скуки помрет. В нашей команде вы нужнее. Что скажете насчет статьи о смягчении холестериновой угрозы на основе новейших данных науки? Англии нужны жизнеутверждающие новости.
— То есть что-то вроде “А знаете, оказывается, сэндвичи с чипсами нам вовсе не враги”? — Мартин спрашивает иронически, но Гарольд вполне серьезно говорит: