Ненавижу тебя любить
Шрифт:
Я отвлекаюсь от экрана и смотрю на дочь. Машка возится на полу, раскладывает кукол и какие-то игрушки. То ли это школа, то ли группа анонимных игрушечных алкоголиков – непонятно. В кружок усажены две барби, пупс, плюшевый львенок, енот, набитый антистресс-шариками и пластиковый шарнирный клоун. А в центре главенствует любимый динозавр.
Ну как пить дать совет директоров. Только секретутки не хватает и доски с графиками.
– Мама придет в пятницу.
– А почему не сегодня?
– Мама устроилась на работу. В пятницу после работы она
Бывшая действительно вышла на работу, я узнавал. Не знаю, нахрена, но я выяснил все, чем она живет сейчас. И хоть с нашей встречи в офисе прошло всего два дня, я знаю ее адрес, новый телефон, место работы. Видел ее фотку – просил охранника съездить и сделать – в идиотском голубеньком платьице. Она и сейчас хранится в телефоне.
Не знаю, бесит она меня или заводит. Когда думаю о том, как она в своей форме и белых кедах стонет подо мной и царапает мою спину – нереально завожусь, а когда представляю, как какой-нибудь нетрезвый посетитель лапает ее за задницу, думая, что если его зарплата на пару десятков косарей выше, чем у кассирши, то он вдруг стал хозяином жизни, то прихожу в бешенство.
Я маниакально, с мазохистской тщательностью, планирую пятницу. С момента, когда Машка вернется домой, поцелует меня на ночь и уляжется спать и до утра, когда я выпущу бывшую, натрахавшись вволю. Ну не псих ли? Она, блядь, права, я мог пять лет иметь ее в любых позах, а захотел почему-то только сейчас. Твою же мать.
– А зачем мама лаботает?
– Затем, чтобы покупать себе еду и платить за квартиру. Я же покупаю домой продукты.
– А почему ты не покупаешь маме?
– Потому что мы с мамой развелись.
– А что значит лазвелись?
– Маша, р-р-развелись. Р-р-развод.
– Что такое р-р-развод? – послушно повторяет дочь.
– Это когда муж и жена решают, что больше не хотят жить вместе. Они приходят в специальное место и им вычеркивают штампик из паспорта.
Машка долго думает, пожевывая нижнюю губу.
– А ты со мной тоже лазведешься?
– Нет, детка, с детьми не разводятся. Я с тобой навсегда.
– Навсегда-навсегда?
– Ну, когда-нибудь я стану стареньким и буду медленно ходить, покряхтывая, но ты ведь все равно будешь меня любить, да?
– Значит, ты не улетишь на небо, как дедушка?
Вздохнув, я отставляю в сторону ноут и усаживаю дочь на колени.
– Дедушка был стареньким, малышка. Вот когда я буду очень стареньким, а ты будешь очень взрослой, я тоже полечу на небо.
Ага, мечтай, дебил. На небо он полетит. В ад покатишься!
– Можно мне погулять?
– Детка, уже поздно и холодно.
– Пожа-а-алуйста-а-а! Я только на качельке!
– Ладно, полчасика. Потому что в девять будем смотреть по телевизору тетю Настю.
– Настя будет кататься?
– Да, у Насти сегодня соревнования, я обещал, что мы будем за нее болеть.
– Ур-р-ра-а-а! – хихикает Машка и лукаво на меня смотрит, ожидая похвалы за то, что справилась со своей нелюбимой «р».
Пока она одевается, а делает
Но раз уж сделка состоялась, надо решить, куда ее вести. Это не свидание, выгуливать в ресторанах я Ксению по новой не собираюсь. Тем более, что в одном из них она работает. Надо будет, кстати, наведаться и оценить обслуживание. Чаевые я обычно оставляю щедрые… к слову, идея помочь бывшей деньгами на то время, пока она мне не надоела, возникала неоднократно. Так-то, конечно, пусть поработает хоть разок в жизни и поймет, откуда на банковском счете появляется бабло, но хотелось бы заниматься сексом с ухоженной и симпатичной барышней, а не воняющей бургерами официанткой. Теперь финансовую поддержку можно превратить в игру.
Наконец я определяюсь с планом и пишу Стасу, чтобы забронировал спа-апартаменты. С хамамом, финской парной, бассейном и ужином. Те редкие деньки, в которые удавалось снять там номер, чтобы расслабиться, прошли на ура. Хотя, конечно, это символично: везти девку трахаться в сауну. Элитную, но все же…
И жестоко, пожалуй. Хотя не более жестоко, чем шантажировать ее встречами с ребенком.
– Папа, я готова! – Машка радостно выбегает обратно в гостиную.
Меня разбирает смех. Футболка поверх свитера, торчит из криво застегнутых штанов, носки разные, а шапка на голове вывернута наизнанку.
– Нет, дорогая моя, придется тебе снова посетить мастер-класс по сборам. Тебе что Лиза говорила? Нужно внимательно одеваться. А ты как оделась?
– Как шушундра? – на голубом глазу спрашивает это ангельское дите.
– Как шушундра, – соглашаюсь я.
– Ур-р-ра! Я – шушундра!
И гулять ей уже не хочется, а вот я бы прошелся. Жаль, курить при дочери нельзя. Вообще, оказывается, это сложно, когда няня уходит в восемь и оставляет тебя в огромном доме наедине с маленькой девочкой, которая еще тянется к отцу и не понимает, за что его можно ненавидеть.
Ксюша
Кажется, будто мне лет шестнадцать и я впервые уехала надолго от родителей.
Я учусь жить. Сняла квартиру: крохотную, с еще советской мебелью, в десяти минутах от конечной станции метро (что уже довольно неплохо). Спасибо деньгам свекра, они дали мне фору. Устроилась на работу: теперь я в форменном платье разношу бизнес-ланчи и кофе в ресторанчике. Он неплохой, почти в центре, со средними ценами. Сюда не ходят гости уровня бывшего, но и дешевой столовой его назвать нельзя. Контингент в основном офисный, а по выходным – семейный. Это со слов других официанток, я же работаю всего второй день.