Ненавижу Волкова!
Шрифт:
— Ника, ну что ты в самом деле? — тихо спрашивает он, ткнувшись губами мне в макушку. — Дуешься все еще? Сколько можно объяснять — ничего у меня ни с кем нет! Ну ты чего удумала?
Зажмуриваюсь до рези в глазах, пытаясь сдержать подступившие слезы. Как же я хочу поверить! Довериться, послать к черту все сомнения. Утонуть в его нежности, раствориться без остатка. Но червячок ревности упорно точит изнутри, нашептывает — не верь, обманет, снова разобьет сердце.
— А губная помада? — глухо спрашиваю, поворачиваясь в его руках. Заглядываю в потемневшие глаза, прожигающие насквозь. — На твоем
Макс стискивает зубы так, что желваки начинают ходить ходуном. На скулах вспыхивают красные пятна, выдавая бушующие внутри эмоции. Сейчас рявкнет, разозлится. Обзовет мнительной дурой, вообразившей невесть что.
Но он лишь тяжело вздыхает, ероша мои волосы дрожащими пальцами. Несколько мгновений молчит, явно подбирая слова. А потом заглядывает мне в глаза — пристально, испытующе.
— Ника, послушай, — начинает он, и голос срывается от волнения. — Да, я заезжал вчера к одной своей… Старой знакомой. И дело тут вовсе не в том, в чем ты подумала! Просто… Ты же знаешь, я с ума схожу от страха тебя потерять. От мысли, что ты можешь вернуться к Лешке, стоит ему поманить пальцем. Вот и вбил себе в голову, что могу тебя подтолкнуть… Приревновать, что ли. Показав, что ты мне не безразлична.
У меня округляются глаза от такого признания. Так вот оно что! Ревность, значит? Ну, Волков, ну удружил! Додумался же до такого, ей-богу. А о том, каково мне, он не подумал? Каково сидеть тут и гадать, по каким клубам и с кем он шляется?
— Дурак ты, Макс! — выпаливаю, стукнув его кулачком в грудь. По щекам все-таки катятся слезы, но я зло смахиваю их. — Чуть инфаркт мне не устроил своим враньем! Ты хоть представляешь, что я себе напридумывала? Что извелась вся, места не находила?
— Прости, — виновато выдыхает он, целуя мои мокрые щеки. Бережно обхватывает ладонями мое лицо, вынуждая посмотреть на него. — Каюсь, повел себя, как идиот. Сам от себя в шоке. Больше никогда так не сделаю, обещаю! Ты только не плачь, умоляю. Я ж на все ради тебя готов, солнышко мое!
Сглатываю горький комок, шмыгаю носом. Смотрю на Макса — встрепанного, взволнованного. В серых глазах плещется неподдельное раскаяние вперемешку с любовью и страхом. И у меня щемит сердце от нежности. Ну вот как на него злиться, а? Сам же мучается, сам себя казнит. Разве что-то изменит моя истерика?
— Ладно, верю, — вздыхаю, обнимая его за шею. Прижимаюсь всем телом, утыкаюсь носом куда-то в ключицы. — Только пообещай, что больше никогда так не сделаешь. Что бы ни случилось — ты должен быть со мной честным. Иначе я просто этого не переживу, понимаешь?
— Понимаю, — горячо заверяет Макс, покрывая поцелуями мое лицо. — Честным, откровенным — это я всегда пожалуйста. Ты моя единственная, Ника. Мой лучик света, мое счастье. И плевать мне, от кого этот ребенок. Я в любом случае буду любить вас обоих так, что и словами не передать.
Что-то внутри обрывается и разрывается от щемящей нежности. Неужели правда? Неужели для Макса так неважно, кто настоящий отец малыша? Он примет его в любом случае, будет растить как своего?
Благодарно всхлипываю, целуя любимого куда придется. В висок, в нос, в уголок рта. Господи, за что мне такое счастье?
Несколько минут мы стоим обнявшись, боясь разомкнуть объятия. Дышим друг другом, упиваемся близостью. Наконец Макс чуть отстраняется, заглядывает мне в глаза.
— Ну что, готова позавтракать? — спрашивает с улыбкой, кивая на заброшенные пакеты. — Я тут супчика куриного домашнего заказал, бульончика. Говорят, помогает от токсикоза.
И у меня против воли урчит в животе. Надо же, а ведь и правда, есть захотелось! Видно, нервное напряжение отпустило, вот и аппетит вернулся. Киваю, невольно облизывая пересохшие губы.
Макс смеется, хлопает меня по попе.
— Вот и славненько! Тогда бегом мыть руки и за стол. А я пока разогрею все, до кондиции доведу.
Чмокает меня в макушку и устремляется к плите, на ходу закатывая рукава рубашки. А я смотрю ему вслед и чувствую, как сердце заполняет безбрежная нежность. Мой родной, любимый… Теперь-то я точно знаю — у нас все будет хорошо. Мы справимся с чем угодно, пока мы вместе.
И ничего, что пока не ясно, кто отец ребенка. Лишь бы он рос в любви, желанным и окруженным заботой. А в остальном… Разве это имеет значение, когда есть такой мужчина, как Макс?
Он обязательно станет прекрасным папой. Я в этом ни капли не сомневаюсь.
39
Утро встречает меня уже привычной волной тошноты и головокружения. Несмотря на то, что последние несколько недель я практически безвылазно провела дома, избегая любых серьезных нагрузок, легче не становится. Токсикоз по-прежнему мой самый верный и ненавистный спутник. Однако сегодня особенный день. Я полна решимости вернуться к работе, к любимой рутине, к ощущению собственной значимости и востребованности. Соскучилась по офису, по ежедневному бодрящему ритму большого города.
С трудом продираю глаза и со стоном откидываюсь на подушки. Кажется, даже это незначительное движение дается мне с большим трудом. Несколько минут просто лежу, собираясь с духом. Потом осторожно, стараясь не делать резких движений, принимаю сидячее положение и опускаю ноги на прохладный пол. Каждый шаг, каждый вздох отдается неприятной пульсацией в висках и тянущим спазмом в животе. Но я усилием воли гоню от себя неприятные ощущения и поднимаюсь. Нельзя раскисать. В конце концов, я уже столько времени не показывалась в офисе. Не хочу, чтобы коллеги считали меня законченной лентяйкой. Да и Максу пора дать передышку — в последнее время он разрывается между работой и заботами обо мне.
Доковыляв до ванной чуть ли не на ощупь, щурюсь от бьющей по глазам яркости лампочки. От этого тошнота только усиливается, но я стискиваю зубы, борясь с приступом. Так, спокойно. Сейчас умоюсь, почищу зубы, и станет легче. Не в первый раз уже, чай.
Бросаю быстрый взгляд в зеркало и едва сдерживаюсь, чтобы не застонать в голос. О боже, ну и видок! Бледная до синевы кожа, запавшие глаза, обметанные лихорадочным румянцем скулы. Помнится, еще недавно Макс без устали твердил, что я потрясающе выгляжу и прямо-таки свечусь от счастья. Ага, как же! Сейчас я больше похожа на смертельно усталую и изрядно потрепанную жизнью зомби.