Ненайденные пленки
Шрифт:
– Нет… нет… – зашептала Витка.
Она заметалась по квартире, не зная, что делать. Сторожковы только-только ушли. Положив малыша на диван, Витка схватилась за телефон.
В глаза бросилась тень от детского тельца, особенно выразительная из-за желтого света. Будто трескаясь, она принялась распадаться на мелкие осколки и исчезать. А младенец всхлипнул в последний раз и затих. Совсем. Щечки резко стали иссиня-белыми, как у фарфоровой куклы.
Витка осела на колени рядом с диваном. Она заметила что-то светлое, выглядывающее
Пропавшую даму пик.
Граффити
Сеня застал свою девушку и лучшего друга, целующимися за углом облезлого клуба. Она приглушенно застонала, когда наглая рука забралась под джинсовую мини-юбку. Оба пьяные, горе-любовнички даже ничего не заметили.
А потом Сеня, не церемонясь, отпихнул бывшего друга. Удар в челюсть, завязавшаяся драка, пронзительное девчачье: «Да перестаньте вы!» Это и остановило. С досадой вытерев кровь под носом, Сеня ушел в темноту. Маленький ларек, бутылка водки, а дальше – все, как в тумане.
Не будь так стыдно, потом посмеялся бы, что заблудился в собственном городе. Алкоголь ударил в голову, заставил блуждать по знакомым улицам, не разбирая дороги. Шатаясь и едва не падая, Сеня сам не понял, как оказался возле заброшенной общаги.
Провалы окон ощерились битым стеклом. В глаза бросились маты, размашисто написанные на стене.
Взгляд в спину.
Сеня резко обернулся. В зарослях облезлых кустов что-то затаилось. Черное, смутное. Только золотые светящиеся глаза и выдали. Рядом обнаружилась и пара поменьше, а дальше – еще одна.
Зажмурившись, Сеня тряхнул головой. Пьяное тело едва не подвело от такого активного движения.
Твари остались на прежнем месте. Только послышалось едкое шипение, и вроде даже мелькнул в лунном свете раздвоенный язык.
Сеня попятился. Когда за плечо ухватила девичья рука, он вскрикнул от испуга.
– Не ори, – напряженным тоном одернула незнакомка. – И уходи, пока живой.
Она начала затравленно озираться по сторонам. На шее – старый фотоаппарат, на глазах – отросшая пепельная челка.
– Ты… это… кто такая? – заплетающимся языком спросил Сеня.
– Дина. Неважно, – отрывисто бросила она, отмахнувшись. – Ты же местный, так какого черта сюда лезешь?
Он протянул что-то неопределенное. А в кустах снова зашевелилось, зашипело. Дина затравлено оглянулась. В разбитом окне мелькнул смутный силуэт. Она цепко схватила за руку, утягивая за собой.
По пути Сеня раз десять споткнулся, но общага все-таки осталась позади, а впереди слабо засветилась вывеска круглосуточной аптеки. Только там Дина остановилась. Переводя дыхание, она уперлась ладонями в колени.
– Ты… чего это? – кое-как сумел связать слова Сеня.
Потом он так и не смог вспомнить ее рассказ. Что-то про то, что общага – первое
«Чокнутая», – тогда подумал Сеня, уходя.
– Не лезь туда больше! – крикнула Дина вслед. – Целее будешь!
Дома он, даже не разувшись, завалился спать.
С той самой ночи они и начали ему сниться. Золотые огоньки в темноте. Хищные светящиеся глаза в старой заброшке, изуродованной матерными надписями.
Во сне ничего не происходило. Это нечто просто смотрело, и от немигающего взгляда продирали мурашки. Сеня вскакивал на постели, тяжело дыша.
За неделю он осунулся и зарос, а под глазами появились темные круги. Мать стала пилить, что сопьется, как и его отец-алкаш. А на деле Сеня к бутылке за эти дни и не притронулся.
В очередной раз проснувшись в ледяном поту, он вспомнил слова Дины: «Заболоцк – зло, понимаешь? Живое зло».
Перед глазами снова промелькнули хищные огоньки рядом с помалеванной стеной. Взгляд, полный укора.
Вскочив с кровати, Сеня бросился в прихожую. Кое-как накинув куртку, он ринулся к первому попавшемуся хозмагазину. Оказалось, что еще закрыто. А продавщица, хмуро глядящая из-под заросших бровей, пришла только через час. Получив два баллончика краски, Сеня бросился к общаге.
Это оказалось совсем не сложно: желтые глаза, черные зрачки. Завоняло краской, и надписи скрылись под рисунком. Сеня довольно улыбнулся, но заметил через разбитое окно такое же безобразие и внутри. Когда он зашел внутрь, за спиной что-то хрустнуло. По стене метнулась тень.
«Птица. Просто птица, нечего дергаться», – строго сказал себе Сеня.
Стена за стеной, комната за комнатой. Постепенно все творчество непутевых подростков скрылось под парами желтых глаз.
Получилось так хорошо, что вспомнились граффити-художники из каких-то фильмов. Захотелось оставить свою подпись. Закончив последний рисунок, Сеня потряс баллончик с черной краской.
– Подумаешь, одно имя, ничего страшного, – слетело с губ тихое бормотание.
Палец легко вжал клапан. Черное облачко вырвалось наружу. Четыре ломанные буквы на стене. Такие яркие на облезлой штукатурке, они показались почти объемными.
Шипение.
Пальцы судорожно сжали баллончик. Сеня медленно обернулся.
Твари размером со средних дворняжек обступили со всех сторон. Черные тени без смутных очертаний, но с длинными раздвоенными языками. Сеня сразу узнал те самые светящиеся желтые глаза.
Он попятился. Спина почувствовала холод стены, на которой только что появилась надпись-имя.
Твари снова зашипели: обнажились тонкие иглы острых зубов. А потом вся стая набросилась одновременно…
Баллончик выпал на пол. Прямиком в растекающуюся кровь.