Нэнэй

Целую ночь мела метель, а под утро стало холодать. Свистела печная труба, хлопала железная крыша, скрипела росшая у дома старая береза. Хаят-апай, окончательно проснувшись, взглянула в окно. Хотя и ничего не было видно, она почувствовала, что непогода прекратилась. На душе у нее было тревожно. Не давал покоя сон, будто внук Тагир вернулся из армии и говорит с порога:

– Нэнэй 1 , у тебя в доме холодно, я буду жить в бане.

– Ишь что надумал! –

«К чему бы это?» – подумала старушка, нехотя оставляя постель. Поднялась, щелкнула выключателем: света не было. Видимо, боясь замыкания из-за бурана, его отключили электрики. Она зажгла старую керосиновую лампу, растопила печь. Затем взяла ведро, долго терла его тряпкой и вышла доить корову.

Когда совсем рассвело, Хаят-апай, накормив скотину и птицу, взяла лопату и приступила к уборке снега. Ближе к полудню напротив дома остановился военкоматский «Уазик». Из него неспеша вышли капитан и женщина в черном меховом полушубке, в разноцветном платке.

– Бог в помощь! – издалека приветствовал капитан старую женщину, стараясь казаться веселым. – Вот тебе и январь, столько снега навалил! Здоровья желаю, Хаят-апай! С новым годом!

– Здравствуй, Хамит, с новым годом! – улыбнулась хозяйка, прислоняя лопату к забору. – Нынче почти каждый день метет. Какими судьбами? Редко появляешься в деревне…

– К тебе, Хаят-апай, к тебе…

Капитан осторожно открыл калитку, помог спутнице пройти во двор. Почувствовав неладное, Хаят-апай вздрогнула:

– Что-нибудь с Тагиром? Он жив?

– Жив, жив… – поспешил успокоить старушку капитан. – Только…

– Что с ним? – упавшим голосом проговорила Хаят-апай, хватаясь за сердце.

– Не волнуйтесь, бабушка, – вступила в разговор женщина, приехавшая с капитаном. – Ваш внук жив и здоров… – Она подошла к женщине, ласково взяла ее под локоть. – Только… он… попал в плен…

Хаят-апай резко вырвала руку.

– Какой плен? Он что, в Чечне? Ведь он служил под Оренбургом? – Oна растерянно обвела взглядом гостей. – Ты, Хамит, обещал, что его не пошлют в Чечню…

– Я тоже так думал, Хаят-апай, – начал оправдываться Хамит. – Кто же знал, что его часть отправят туда?

– И когда он… попал в плен? – старушка никак не могла поверить в случившееся. – Может, ошибка? Откуда узнали?

– К сожалению, это факт… – вздохнула женщина. – Я из комитета защиты семей военнослужащих. Лидия Степановна Золотарева, – представилась она. – Из Чечни нам передали список военнослужащих, попавших в плен. Из Башкирии трое. Вернее, было четверо. Один погиб, был тяжело ранен.

– Хамит, – хозяйка растерянно повернулась к офицеру, – ты же заверил меня, что мой внук туда не попадет…

– Хаят-апай, не ищите виноватых. Я отговаривал его, он ведь единственный кормилец, по закону освобождается от службы. Нет, заупрямился: хочу, дескать, как настоящий мужчина, отдать свой долг Родине, – с горячностью пояснил Хамит. – Поехал, называется…

– Когда же он успел попасть в плен? Его же призвали только в прошлом году, в конце октября, – недоумевала старушка.

– На днях, аккурат первого января… – ледяным голосом ответила Лидия Степановна, пытаясь вновь взять старушку под руку. – Их, необученных, только что принявших присягу, бросили штурмовать Грозный…

– Моего первого мужа тоже в сорок первом под Москвой без оружия повели в атаку. Там и погиб, – вдруг задумчиво произнесла хозяйка.

– Хаят-апай, у Лидии Степановны два года назад единственный сын в Чечне погиб, – дрогнувшим голосом сообщил Хамит, осторожно поглядывая на женщин. – Он охранял военный склад.

Возникла гнетущая пауза. Хаят-апай сухонькими пальцами сжимала концы платка. Золотарева едва сдерживала слезы.

– Пойдемте в дом, – как-то обреченно пригласила хозяйка. – Там поговорим, за чашкой чая…

– Хаят-апай, может, не стоит? Лидии Степановне сегодня еще в Уфу надо вернуться, – робко возразил Хамит.

– Если не хочешь, можешь не заходить, – отрезала старая женщина, направляясь к двери.

– Мы бы потом покушали, в районе… – стушевался капитан.

– Где ты видел, чтобы у нас путника отпустили голодным?! Вижу, ты в райцентре начал забывать обычаи своего народа? – с укором произнесла хозяйка.

– Скажешь тоже, Хаят-апай… – пробурчал Хамит, стряхивая снег с сапог, и направился за женщинами в дом.

Пока хозяйка накрывала стол, гостья с интересом рассматривала висевшие на стене фотографии.

– Это ваш внук? – спросила она, показывая на снимок, где мальчишка гордо стоял, прижимая к себе велосипед.

– Да, – ответил Хамит вместо Хаят-апай. – Ему здесь четырнадцать лет. Это я, как вернулся после окончания военного училища, подарил Тагирке велосипед. Он мне племянником двоюродным приходится…

– Красивый рисунок… – продолжила гостья, останавливая взгляд на полотне, нарисованном маслом.

– Тагир рисовал, еще в девятом классе учился, – с гордостью прокомментировала Хаят-апай, расставляя тарелки. – Потом, перед армией, все перерисовал… Садитесь к столу… Хамит, возьми из шкафа графин с вишневой наливкой…

За чаем беседа вначале шла о погоде, о приближающейся весне, о развале колхозов… И только когда уже завершили трапезу, Хаят-апай задала гостям неотвратимый вопрос:

– Как спасти Тагира? Ведь вы, я надеюсь, сюда приехали не только сообщить мне страшную весть, – заговорила она, складывая чашки на середине стола. Было заметно, что самообладание вот-вот оставит женщину, но усилием воли она держала себя в руках.