Необычайное путешествие
Шрифт:
— Это — вторая ловушка, — пояснил Пааам. — Вынести что-нибудь большое из гробницы, не сдвинув этого камня, невозможно. Сдвигается он без труда, но стоит его только чуть тронуть с места, как эта гранитная глыба сейчас же упадет на голову и завалит вход. Поэтому нужно уподобиться змее.
Растянувшись на животе, Пааам осторожно прополз в щель между глыбой и каменным порогом. Последовав его примеру, все оказались в просторном зале из гранита.
У противоположной стены лицом друг к другу стояли две статуи в человеческий рост. На их головах сверкали диадемы. В руки были вложены
— Это фараон и его душа, — пояснил Пааам.
Весь зал был уставлен самыми разнообразными вещами, захороненными вместе с царем. Здесь стояло множество сундуков, обитых листовым золотом, ларцов из слоновой кости, базальтовых ваз изумительной работы, с торчавшими стеблями давно высохших цветов. У стен находились кресла, разукрашенные золотом, драгоценными камнями и слоновой костью. На подставках лежала драгоценная посуда, сосуды для вина и масла, опахала из разноцветных перьев, курильницы для душистых смол, светильники и статуи разнообразных египетских богов.
Дети с любопытством поднимали крышки сундуков и ларцов. Там находились царские одежды, сандалии, отделанные золотом, массивные перстни, браслеты, ожерелья, усыпанные сверкающими при свете факела камнями.
Стены гробницы были украшены рисунками, изображавшими отдельные сцены из жизни фараона и подробности похоронного обряда.
Дети рассматривали все это, как интересные игрушки. Нубиец услужливо светил им факелом. Пааам, присев на край золоченого кресла, углубился в какие-то свои думы, ожидая, пока его спутники удовлетворят свою любознательность.
— Смотрите, чужеземцы, и запоминайте, — заговорил нубиец, до этого момента не проронивший ни одного слова. — Все богатства Египта, Ливии и несчастной Нубии собраны здесь для мертвого фараона. Нашим трудом, трудом рабов, создано все, что вы видите. И все это принадлежит только фараонам и богам. Достоин почета тот, чьи руки никогда не знали труда. Труд же считается позорным уделом раба.
Очнувшись от своего раздумья, Пааам подошел к нубийцу и извлек из его мешочка небольшой инструмент, похожий на ломик. Став между обращенными лицом друг к другу статуями фараона, он начертил на стене треугольник, и быстро, как бы боясь раздумать, начал взламывать, видимо, замурованное место. Когда лоб Пааама покрылся потом, его сменил нубиец.
Они торопливо работали, часто сменяя друг друга. Наконец, было пробито отверстие такого размера, что через него мог проникнуть человек. Пааам, нубиец, а за ним и остальные оказались в маленьком помещении, занятом почти целиком гранитным саркофагом. Его крышка почти упиралась в потолок. С минуту длилось молчание. Пааам как будто колебался, потам он решительно подошел к более узкому концу саркофага и открыл засов на его дверце. Вася заглянул внутрь, но увидел только другую, так же закрытую засовом, дверцу. За ней обнаружилась третья и четвертая. Это было похоже на деревянную игрушку — куклу-матрешку. Наконец, в последнем саркофаге они увидели что-то, завернутое в ткани.
Дрожащей рукой Пааам снимал одну ткань за другой. Вася смотрел не только с любопытством, но и некоторым страхом. Вот снята последняя ткань и из его груди вырвался возглас.
Пааам и нубиец с трудом подняли тяжелую крышку и обнаружили внутри второй золотой гроб, а в нем — третий. В этом последнем гробу лежала, вся усыпанная драгоценностями, мумия фараона. Пааам брезгливо снял с мумии драгоценности и, как ненужный хлам, бросил их в опустевший гроб. Завернув в снятое с гроба покрывало останки бывшего повелителя Египта, он легко поднял их и, просунув в пробитое отверстие гробницы, передал на руки нубийца, уже находившегося в первом зале. Шествие прежним порядком двинулось обратно.
— А мы-то с вами удивлялись богатству скифских погребений, — сказал Валерик. — Да скифский царь просто аскет по сравнению с египетскими фараонами. Сколько добра здесь пропадает!
Обсуждая увиденное в гробнице, Вася совсем забыл о Дозоре и тот, обретя самостоятельность, весело побежал вперед. У выхода из боковой галереи перед самым его носом шмыгнула летучая мышь. Такого нахальства не смогла бы стерпеть ни одна охотничья собака. Забыв все на свете, пес бросился за летучей мышью и, к ужасу Васи, побежал не наверх, к выходу, а вниз, где была устроена ловушка в виде колодца.
— Дозор, ко мне! — закричал Вася, бросаясь вслед. Крепкая рука Пааама впилась в плечо мальчика.
— Неразумный! — произнес он с укором. — Ты хочешь погибнуть вместе с собакой? Ее уже не спасешь.
Пронзительный лай Дозора слышался еще несколько мгновений, потом он оборвался визгом, и наступила мертвая тишина. Вася заплакал.
— За нарушение покоя усопшего бог смерти Анубис потребовал себе искупительную жертву, — торжественно сказал Пааам. — Хвалите бога, что его выбор не остановился на ком-нибудь из вас. Идемте скорее отсюда.
— Спустите меня в колодец на веревке, — умолял Вася. — Может быть, Дозор еще жив… Я достану его…
— Десяти веревок не хватит для этого, — возразил Пааам и добавил: — Противиться воле Анубиса — значит навлечь на себя его гнев.
Тем же порядком спустившись из входного отверстия гробницы на землю, все быстро направились к городу. Когда его очертания стали уже ясно видны, Пааам остановился.
— Подождите нас здесь, — сказал он путешественникам. — Я выполню клятву, данную над телом моего отца, и вернусь.
Пааам вместе с нубийцем, несущим мумию фараона, скрылся в темноте. Дети остались одни.
— Я больше не хочу его видеть, — сердито сказал Вася. — Это его проклятое суеверие помешало мне спасти Дозора. Уверен, что колодец был не так уж глубок. И никуда ему не надо нас провожать. Мы отправимся в дальнейшее путешествие прямо отсюда.
Теперь у нас на очереди феодально-крепостнический строй. Я столько читал художественной литературы, описывающей это время, что кажется, будто бы сам в нем жил. О времени Бориса Годунова и Емельяна Пугачева знаю по Пушкину. Эпоха Петра Первого хорошо изображена Алексеем Толстым. Крепостное право можно изучать по Салтыкову-Щедрину, Гончарову, Гоголю, Тургеневу, Герцену… Не знаю, как у вас, а у меня нет никакого желания попасть под розги какойнибудь госпожи Головлевой.