Необычайные приключения Кукши из Домовичей. Сигурд победитель дракона. Повести древних лет
Шрифт:
Вовремя беглец нашел кров. Трех дней не прожил он у Тсарга, как без устали и без срока полил дождь.
Недаром называется глухой пора поздней осени. В лесах и на полянах пусто, все живое попряталось. Ничто не порадует человека, и ему нет пристанища нигде. А в доме много дела, в доме все трудятся и никто не скучает.
Малые ребята пасут скотину вблизи от двора, на последней траве. Попасут малость — и к дому. Скотина сама просится под навес. Ребятишки рады забраться в тепло.
Женщины чешут кудель и прядут нитки. Разбирают летнюю овечью шерсть. Из лучшей плетут на веретенах нити для теплого вязанья, а из той, что похуже, мужики будут валять теплые сапоги. Пора заправлять ткацкий стан, чтобы наготовить тканины на штаны, на рубахи, на платья.
Мужчинам тоже делать не переделать. Они сучат пленки из конского волоса и приспосабливают лучки на тетерева, на лесную курочку — белую куропаточку, на рябка, на глухаря. На зайца нужны петли, которые настораживают на ходовых дорожках: ушкан, как человек, трудно ходит по глубокому снегу.
Ворчит Тсарг, что ныне кругом его огнища совсем не стало пушного зверя: соболя, горностая, выдры-порешни, кидуса и куницы. Но нужно и на редкую добычу запасти колечки, сторожки и силки с грузиками, которые ставят над ручьями.
На белку идут тупые стрелы, с вырезом на наконечнике, чтобы, не портя шкурки, сбить зверька целым. Стрела нужна прямая, и ее проверяют по натянутой лучной тетиве: она должна ложиться на тетиву без просвета. Для четырехстороннего оперения выбирают ровные перья. Плохо оперенная стрела негодна.
Кожи вымокают в кислом тесте-квасе. Их мнут, мездрят тупыми ножами, дубят дубовой корой и сушат на распялках. Пора кроить готовые кожи на сапоги, на усменные кафтаны и на сбрую.
Одинец умел не только ковать железо, но и работать по дереву. Из заготовленных с лета березовых и кленовых чурбаков он резал малым, остро заточенным топором и железной кривой ложкарней миски, солонки, плошки, зубья для борон, ложки, топорища. Они пойдут для дома и для продажи, когда откроется зимняя дорога.
От Тсарга в Город летняя дорога и далекая и трудная. Через болота не пройдешь. Есть кружная тропа. Идя по ней, приходится ночевать в лесу две ночи, а груз вьючить на спину лошадей — ни телегой, ни волокушей не пробраться. Поэтому Тсарговы летом бывают в Городе три, много четыре раза. Весной же и осенью совсем нет ходу. Зато зимняя дорога через болота прямая. Выехав с ночи, можно поспеть в тот же день.
Ждут не дождутся в доме Тсарга, когда же Зима-Морена засушит землю и закует воды. Своим обозом на трех, на четырех санях будут ездить. Весело! И Город хочется повидать, и послушать людей, узнать, что на свете делается.
Хозяйки ждут городских обновок, а больше всего соли. Нынче был сильный грибной год. Последний запас растягивает жена
— Кому пресно, грибок пожуй!..
Тсарг брал жену в Городе и из русского дома. Брал по любви. Тогда у него еще не было огнища. Богатая семья было заартачилась, а мерянин не стал кланяться — выкрал девку.
Откроется зимняя дорога, и Тсарг повидается с Изяславом, об Одинце посоветуется. Что-то будет?
Меньшая Тсаргова дочь поет песенку:
Ах ты, Солнышко-Солнце, да ты Огонь-Огонечек, уголечек, да Солнца кусочек. Как ты жарко в печи разгораешься, как ты ярко в печи распыляешься, так бы да сердце молодецкое да по мне да разгорелось бы.Шутит веселая, живая девушка. То козой прыгнет, то загадку загадает, то Одинца невзначай толкнет или дернет за волосы:
— Надевай на голову горшок, я тебе волосы подровняю! — Играет, как котенок.
Что же тут худого, молодое к молодому тянется. Девушка и братьям не дает спуска, а парень уже прижился в семье. Но ему видится другое личико и слышится другой голос.
Девка его за ухо, больно.
— Брось!
А она ему уж за ворот запускает колкую соломинку.
Одинцу не любы девичьи шутки, будто он не молодой парень, а зрелый мужик, у которого на уме хозяйские труды-заботы, а не игры-забавы.
В крепких, как сосновые корни, пальцах мерянин Тсарг плетет гужи из сыромятных ремней, а в лохматой голове думается об Одинце незряшная отцовская думка.
Дождь утомился. С сивера веет холодом. Тучное, сизо-черно-серое небо плывет, томится, тужится тяжким бременем. Вот рваться оно начало, лопнуло, и посыпались белые хлопья. Поземный ветерок, играя, потянул небесный пух. Падают снежинки, падают. Нет им ни счета, ни конца…
Постылая грязь, которую размесили люди и скотина, сохнет и твердеет. Почерневшие от непогоды соломенные кровли накрылись чистыми, мягкими шапками, оделись белыми рубашками стожки сена и соломы.
И любо же наследить дорожку по первому снегу! Ребятишки скачут и оглядываются. Им радостно видеть, как ноги печатают.
Морозец чуть щиплет. Проясняется разродившееся снегом небо. Славный денек! Из-за лесу, гляди-ка, встало Солнышко! Зимой оно не греет Землю, зато радует человеческое сердце.
И Тсарг радуется. Он притопывает крепкими ногами, потягивается, распрямляет согнутую долгим избяным сидением спину, щурит глаза от снежного блеска, выпячивает богатырскую грудь:
— Ой, ладно!