Необычная невеста
Шрифт:
Не успела она собраться с мыслями, как он заговорил сам.
— Не надо волноваться, моя госпожа. Правильные мысли рождают правильные поступки и ведут к правильным событиям. Все становится на свои места.
Эльмина кротко вздохнула.
— Это звучит слишком просто, но, признаюсь, я взволнована. Вы знаете, Чанг, сколь властен и исполнен ощущения собственного величия этот человек. Разве сможет он когда-либо почувствовать ко мне обычный человеческий интерес?
Этот вопрос неотступно мучил ее каждый раз, когда
Эльмина была достаточно умна, чтобы понимать: она всегда уступала в привлекательности двум своим красивым сестрам, Мирабель и Дирдрей, и не слишком высоко ценила свои женские достоинства.
Она выросла с сознанием того, каким жестоким разочарованием для отца стало ее появление на свет.
Пытаясь найти хоть какое-то утешение, граф всегда обращался с ней, как будто она была мальчиком.
Он брал ее во все свои верховые поездки, говорил с ней о проблемах управления поместьем и даже разрешал ей стрелять вместе с ним, когда рядом никого не было, стараясь хоть как-то восполнить то, чего лишился из-за «ошибки природы».
Но он не любил ее, и тем более никогда не восхищался ею так, как восхищался Мирабель.
Отец лишь мирился с обществом младшей дочери — другого выбора у него не было.
Когда родился Дезмонд и Эльмина увидела взгляд графа, устремленный на сына, она испытала неизъяснимое страдание.
Ей хотелось умолять отца оставить хоть немного любви и на ее долю, ведь он значил в ее жизни слишком много.
Но уже тогда девочка поняла горькую истину: никто, как бы он того ни желал, не в состоянии обратить на себя любовь другого человека или, как случилось с ней, заставить себя отвернуться, когда твое чувство уже стало обузой для любимого человека.
Поэтому Эльмина старалась убедить себя в своей удаче.
Ей посчастливилось столько времени проводить с отцом, и у нее впереди все еще оставалось несколько лет до тех пор, пока Дезмонд займет ее место и в ней совсем перестанут нуждаться.
И вот словно метеор пронесся по небу — внезапно появился маркиз, и раз ни Мирабель, ни Дирдрей не хотят этого, его имя достанется ей.
Ей предстоит стать его женой.
Но Эльмина была умна и многое почерпнула из восточной мудрости, занимаясь с Чангом.
Девушку мучило, что ей самой недостаточно будет в жизни просто называться маркизой Фалькон.
Ей хотелось большего, намного большего.
Но как получить это от человека, за которого она выйдет замуж?
Все чаяния и надежды ее сводились к одному: она очень хотела того, чего никогда не имела, — она хотела любви.
Размышляя об этом, она поняла, что почти ничего не знает о любви, об отношениях между мужчиной и женщиной.
Она замечала, как по-особенному Роберт смотрит на Мирабель и каким глубоким становится голос Кристофера Бардслея, когда он говорит с Дирдрей.
То были внешние проявления глубоко запрятанных внутренних переживаний и чувств, и она могла лишь догадываться, что именно это писатели-романисты называют «страстной любовью».
«Может быть, я никогда ничего подобного не узнаю», — с тоской думала девушка.
В тот вечер, когда к обеду ожидался маркиз, Эльмина, стоя перед зеркалом в новом платье, внимательно разглядывала свое отражение.
Портнихи прислали из Лондона целых три наряда, разительно отличавшихся друг от друга.
Одно платье было из строгого белого атласа, с отделкой из розовых роз.
Мирабель в нем напоминала бы греческую богиню.
Но Эльмине показалось, что оно не подчеркнет стройность ее фигуры, никак не оттенит цвет волос и только усугубит бледность кожи.
Оставалось только гадать, почему Эльмина так не похожа на старших сестер.
У Мирабель волосы отливали золотом спелого зерна, у Дирдрей цвет волос напоминал о теплых лучах летнего послеполуденного солнца.
Но Эльмине по каким-то необъяснимым законам природы достались странные пепельно-белесые волосы, и старшие сестры часто шутили:
— Ты у нас совсем как альбинос, вот только глаза не розовые!
Время от времени казалось, будто пряди ее волос отдают серебром, и что еще удивительнее — даже при свете солнечных лучей в них не вспыхивали ни красноватые, как у Дирдрей, ни золотистые, как у Мирабель, блики.
Но поскольку никто, казалось, не проявлял никакого интереса к ее внешности, то и она воспринимала это с покорностью, а ее лошадям было и вовсе безразлично: Эльмина во время верховой езды просто собирала длинные, до пояса, пряди волос в узел на затылке.
В остальное время она укладывала их в шиньон и больше не обращала внимания на свою прическу.
Теперь же девушка задумалась, не сочтет ли маркиз такую ее прическу безобразной.
Глаза ее отражали крайнее волнение.
Кстати, и они тоже совсем не напоминали глаза сестер; при определенном освещении они казались серыми, при другом в них появлялся явный зеленоватый оттенок, что давало Дирдрей повод поддразнивать младшую сестру: якобы глаза у нее совсем как у кошки, и она должна видеть в темноте.
Но самое поразительное состояло в другом — изогнутые вверх, как у ребенка, ресницы Эльмины, бледные у основания, темнели к кончикам.
Из-за этого ее глаза казались огромными на небольшом, с тонкими чертами, личике.
Благодаря бесконечным физическим упражнениям — будь то верховая езда при каждом удобном случае либо энергичные занятия карате с Чангом — на теле у нее не было ни одной лишней жиринки.
Откровенно говоря, девушка казалась слишком уж худой и совсем не соответствовала модному стилю, введенному пухленькой, маленького росточка королевой, которая, с тех пор как вышла замуж, год от года все полнела.