Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 1
Шрифт:
Алексины Яков Матвеевич и Нина Болеславовна
(родители автора)
снимок 1906 г.
Нина Болеславовна Алексина (Пигута) с сыном Борисом
снимок 1908 г.
Дмитрий Болеславович Пигута
Снимок 1904–1905 г.
(дядя автора)
Анна
(жена Дмитрия Болеславовича)
Дмитрий Болеславович Пигута (верхний ряд, справа) с группой сослуживцев
снимок 1904–1905 г.
(дядя автора)
Анна Николаевна Пигута (Николаева)
(стоит) с сёстрами Красного Креста
снимок 1904–1905 г., г. Чита
(жена Дмитрия Болеславовича Пигуты)
Вечером на крылечке в Рябково
снимок 1902 г.
Слева направо: Дмитрий Болеславович Пигута (дядя автора)
Елена Болеславовна Пигута (тётя автора)
Нина Болеславовна Пигута (мать автора)
Мария Александровна Пигута (бабушка автора)
В Рябково на каникулах
снимок 1902 г.
Слева направо: Елена, Дмитрий и Нина
Глава девятая
Только к первому апреля прибыли наши путешественницы в город Темников. Едва-едва успели до разлива. Приехав, остановились на постоялом дворе. Лошадей не распрягали и имущество своё не разгружали. Даша осталась с ним, а Мария Александровна отправилась разыскивать женскую прогимназию. Очень скоро нашла это учреждение, так как от базара, где был постоялый двор, она находилась недалеко.
Женская прогимназия помещалась в одном из зданий мужской гимназии, и из двора этой гимназии ей был выделен кусочек территории. Зайдя на эту территорию, Мария Александровна увидела строение, снаружи очень непривлекательное: старое, деревянное, грязноватое, тёмное, оно производило довольно мрачное впечатление. Пройдя в учительскую, о чём свидетельствовала надпись на двери, Мария Александровна попросила находившуюся там молодую учительницу помочь ей найти начальницу гимназии. Та приветливо улыбнулась и сказала:
– Разрешите представиться, учительница математики Анна Захаровна Замошникова. А начальница гимназии, по-моему, вы и есть, по крайней мере, очень похожа на неё, если верить тому описанию, которое нам сделала Мария Александровна Новосильцева. Проходите, пожалуйста, располагайтесь, а инспектрису, которая замещала начальницу, я сейчас приведу, – и молодая женщина быстро вышла из комнаты.
Мария Александровна была приятно поражена и обрадована, что её уже, кажется, здесь знают, сняла пальто, прошла к большому столу, стоявшему посреди комнаты, села на стул.
Ждать пришлось недолго. Через несколько минут в учительскую вошла худая, прямая, как жердь, женщина с высоко взбитой прической, затянутая в строгое чёрное платье с белоснежными рукавчиками и воротничком. На носу у неё было пенсне, укреплённое чёрным шнурком, приколотым какой-то замысловатой булавкой к платью на груди. За широким поясом, очевидно, были часы, цепочка от которых, тоже закреплённая булавкой или брошкой, Мария Александровна так и не поняла, свисала по правому боку. У этой женщины был такой строгий, чересчур педагогический и неприступный вид, что Мария Александровна даже немного оробела.
Женщина, оглядев Марию Александровну с головы до ног, видимо, была тоже неприятно поражена, но, помня, что это новая начальница гимназии, хотя и одетая просто и даже бедновато, является подругой попечительницы, а следовательно, и хозяйки гимназии, постаралась изобразить на своём лице улыбку, что, надо сказать, удалось ей с трудом, и произнесла:
– Так вы уже приехали? А мы думали, что распутица вас задержит, как это вы не побоялись? Сейчас вас проводят в вашу квартиру. Позовите Егора, – бросила она вошедшей молоденькой девушке, а когда появился тот, приказала: – Егор, проводите госпожу начальницу в её квартиру и помогите там, если что нужно будет. Вот, пожалуйста, – закончила она, обращаясь уже к Марии Александровне.
А та, не проронив ни слова, оглушённая этим потоком вопросов, на которые не ожидалось ответа, и строгим сухим тоном отданных приказаний, уже одевалась, торопясь покинуть учительскую и едва сумев пробормотать какие-то слова благодарности. В коридоре её снова встретила Анна Захаровна.
– Ну, познакомились с нашим лейб-гвардейцем?
– Да нет, как-то не успела, – ответила машинально Мария Александровна.
– Ничего, ещё успеете, она нам вот где сидит! – показала Анна Захаровна себе на шею.
Да, эта инспектриса, окончившая в Петербурге какую-то особенную привилегированную частную педагогическую школу, была-таки «настоящим» педагогом! Она привыкла считать совершенно необходимым безукоризненный порядок, самую строгую дисциплину, невероятную строгость в вопросах поведения гимназисток и полное пренебрежение к тем знаниям, которые должны были получить её ученицы.
Она считала, что главное в женской гимназии – хорошие манеры, умение держаться прямо, красиво кланяться, учтиво приседать. А что касается арифметики, физики и прочих премудростей, то они девушкам необязательны. На этой почве у Ираиды Викентьевны Чикунской, так звали инспектрису, возникали постоянные споры с прогрессивно настроенными учителями, и в первую очередь с Анной Захаровной Замошниковой. Инспектриса недоумевала и возмущалась ещё и тем, что в этих спорах попечительница гимназии госпожа Новосильцева почему-то становилась не на её сторону. Она надеялась, новая начальница гимназии будет её поддерживать, и они тогда «наведут порядок». Но, увидев Марию Александровну, Чикунская сразу поняла – её надежды не сбудутся, и эта «старушенция», как она мысленно назвала уже про себя новую начальницу, не только не будет поддержкой, а, пожалуй, скоро окажется среди её врагов.
«Гимназия от этого лучше не станет. Ведь предлагал же окружной инспектор на это место меня. Была бы гимназия в надежных руках. Да куда там, Новосильцева и слышать не хотела. А теперь вот привезла своё сокровище. Да ей место классной дамы и доверить-то, наверное, нельзя! А её, видите ли, начальницей. Несправедливо!» – так думала Ираида Викентьевна. Но мыслей своих благоразумно никому не сообщила.
Мария Александровна, идя с Егором к постоялому двору, тоже думала про свою будущую работу; думала со страхом: «А ну как все или большинство преподавателей окажутся такими же «сухарями» (как мысленно она окрестила Чикунскую), что же я тогда делать-то буду? Может, и не начинать, отказаться сразу? Да нет, не трусь, Маша. Вон Анна Захаровна, сразу же видно – человек. А, впрочем, что я о ней знаю? Может быть, человек-то хороший, да педагог никудышный. Да, Маша, попала ты, кажется, как кур во щи. А ведь уже согласилась. Сама, можно сказать, навязалась, как теперь на попятный пойдёшь?»