Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2

Алексин Борис

Первый, кого следует назвать, был староста группы, ставший через очень короткое время старостой потока, а затем и старостой всего курса, – это Григорий Константинович Быков, или, как его обычно все в то время называли, Гришка Быков. Вероятно, такое имя к нему не очень подходило. Когда он начал учиться на первом курсе института, ему уже стукнуло 35 лет. Он имел семью, состоявшую из жены и двоих детей. Быков в своё время окончил лётную школу и служил лётчиком гражданской авиации около восьми лет. В 1933 году у него внезапно наступило резкое ухудшение зрения, и он вынужден был эту работу оставить. Служить в каком-нибудь аэропорту и постоянно видеть самолеты, которые ему уже не суждено было водить, было слишком тяжело, и он решил переменить профессию. Его жена работала фельдшером, и, может быть, именно поэтому он пожелал тоже стать медиком. Как многие студенты вечернего потока, Быков поступил на подготовительные курсы в 1934 году и, хотя законченного среднего образования не имел, курсы закончил более или менее удовлетворительно, сдал выпускные экзамены и, как все с этих курсов, был принят в мединститут без вступительных экзаменов. Благодаря большим организаторским способностям и личному обаянию, он ещё в период

обучения на курсах пользовался авторитетом и среди слушателей, и среди преподавателей. Естественно, что при выборах старосты первой группы, по предложению одного из преподавателей, Быков был единственным кандидатом. В дальнейшем учёба давалась ему трудно, но он был достаточно упорен и учился удовлетворительно. С первых же дней он подружился с Борисом Алёшкиным. У них было много сходного в судьбе, разница была лишь в том, что Борис сразу же занял место первого по успеваемости не только в группе, но и на всём потоке, в то время как Гришке до этого было далеко. Кстати сказать, его дружба с Алёшкиным во многом способствовала его успехам в науках.

Вторым, не менее важным лицом в группе, считался Иван Егорович Герасименко. Это был самый старый студент не только в группе, но и во всём институте: в 1935 году, в момент поступления ему исполнилось 52 года. Этот седоватый человек среднего роста, с небольшой лысиной и довольно солидным животом, отличался очень добродушным характером. Его поступление в институт произошло не совсем обыкновенно. Более 25 лет тому назад он окончил фельдшерскую школу и всё это время работал на фельдшерском пункте в большой станице Благодатной. В ней было около 10 тысяч населения, и в 1932 году фельдшерский пункт станицы преобразовали во врачебный участок с амбулаторией и небольшой больничкой. Первое время заведовать этим участком остался тот же Герасименко, но вскоре райздравотдел прислал молодую женщину-врача. Она не имела ни опыта, ни большого желания работать в отдалённой станице и вскоре покинула её. В течение двух лет в Благодатной сменилось несколько врачей, а лечить больных по-настоящему продолжал старый фельдшер. Станичный совет обратился в райздравотдел с просьбой о назначении фельдшера Герасименко постоянным заведующим врачебным участком. На это пришёл ответ, что Герасименко не врач, и заведовать врачебным участком не имеет права. Тогда станичный совет возбудил ходатайство о направлении Герасименко на учёбу. Этот человек, умный и достаточно серьёзный, понимал, что знаний, полученных им 25 лет тому назад, явно не хватало, и потому и сам выразил желание поступить в мединститут. Станичный совет хлопотал за него в Наркомздраве, и тогдашний нарком здравоохранения Митерёв в виде исключения разрешил 50-летнему фельдшеру поступить в институт, но чтобы стипендию ему выплачивал станичный совет (как известно, в высшие учебные заведения принимались, да и до сих пор принимаются лица не старше 35 лет). Герасименко успешно окончил подготовительные курсы и был зачислен студентом вечернего потока в первую группу. С первых же дней учёбы они с Борисом Алёшкиным стали настоящими друзьями.

Следующий, о ком следует сказать, это некто Сергеев – единственный коммунист в группе. До учёбы он был рабочим на заводе имени Седина. Как и Быков, он не имел законченного среднего образования, с трудом поступил на подготовительные курсы, где учился весьма посредственно, а в дальнейшем с таким же трудом переползал с курса на курс при поддержке более знающих и способных товарищей, а главное, при помощи своего партбилета, которым он не стеснялся пользоваться. Трудно сказать, что его толкнуло в мединститут, и почему он вдруг захотел стать врачом. Однако с первых же дней, увидев, что Алёшкин выделяется своими знаниями, он начал поддерживать с ним хорошие товарищеские отношения, хотя, как впоследствии выяснилось, втайне и пакостил ему. Борис, со своим открытым характером, к Сергееву относился самым дружеским образом и всегда помогал ему в учении.

Всего в группе было 18 человек, мы остановились лишь на трёх товарищах Бориса, хотя с полным правом можно было назвать такими же друзьями и всех остальных. Например, Мальцеву – женщину 35 лет, акушерку по профессии, муж которой уже учился на третьем курсе этого же института; или Багмет Николая, жившего с Алёшкиным на одной улице и являвшегося его постоянным спутником при возвращении из института домой. Багмет происходил из казацкой семьи какой-то отдалённой станицы, был моложе Бориса на семь лет, но поступил в институт, уже успев порядочно поработать в колхозе. В числе друзей Бориса была и Нина Александрова – выпускница одной из краснодарских школ, дочь учительницы, очень старательная и прилежная студентка, постоянно помогавшая в занятиях немного туповатому, хотя и усидчивому Багмету. Кстати сказать, их совместные занятия, в конце концов, привели к тому, что на пятом курсе они поженились. В дальнейшем мы ещё не раз встретимся как с теми лицами, о которых только что кратко рассказали, так и со многими другими товарищами Бориса в период студенчества.

С первого курса, кроме занятий физикой, химией, немецким языком, обществоведением и физкультурой, пришлось осваивать и совершенно новые дисциплины: анатомию, гистологию, латынь и военно-медицинское дело. Правда, и химия в институте преподавалась уже совсем не так, как это было в средней школе, да вскоре, кроме химии органической, появились и такие как коллоидная, аналитическая, физическая и, наконец, биохимия.

Глава пятая

Первое время Бориса, как, впрочем, и многих других студентов, смущала сама постановка преподавания в институте. Раньше, учась в школе, да и на подготовительных курсах, все они привыкли к тому, что преподаватель, рассказывая что-либо на уроке, задаёт этот же материал по учебнику, а на следующем уроке спрашивает пройденное. Поэтому к каждому уроку нужно было готовиться. Здесь всё происходило по-другому. По каждой дисциплине тот или иной профессор читал раз или два в неделю лекцию в большой аудитории для всего потока или даже для всего курса, т. е. для 200–400 человек. Никаких приспособлений для усиления голоса лектора не было. Многие профессора являлись людьми весьма пожилого возраста, и их голос достигал едва до третьего-пятого ряда слушателей, а в аудитории таких рядов имелось около 30. Таким образом, большая часть студентов на лекциях почти ничего не слышала. Некоторых, наиболее серьёзных, это смущало, и они всегда старались занять первые пять рядов, другие занимались на задних рядах чем угодно, надеясь на возможность списать конспекты у сидевших впереди или воспользоваться учебником. Борис и большинство из его группы старались передних рядов не упустить и по возможности записать слова лектора.

Вначале большинство студентов прорабатывали прочитанный лектором материал по записи или по учебнику, опасаясь, что на практических занятиях его могут спросить. Но когда они увидели, что семинары заключаются совсем не в том, чтобы проверить усвоение лекции, а, как правило, на физике и химии – в проведении практических опытов, на биологии и гистологии – в работе с микроскопом, а на анатомии – в подробном изучении отдельных разделов того, что в общих чертах осветил лектор на костях, а в последствии и на трупах, то обрадовались и совсем перестали записывать лекции, надеясь всё наверстать к тому времени, когда начнутся зачёты и экзамены. Скоро стало известно, что в течение учебного года по каждой дисциплине будет два зачёта (зимой и весной) и по экзамену. Причём по некоторым – по физике и всем химиям, кроме биохимии – экзамены будут окончательными, и эти предметы более преподаваться не будут. Экзамены по остальным – переходные на второй курс.

Кое-кто из приятелей Бориса, в частности, Гришка Быков и Сергеев, по существу, заниматься самостоятельно перестали, также поступили и многие из молодёжи. У Бориса появился большой соблазн поступить таким же образом, тем более что он ведь работал на довольно ответственной работе, и его служба требовала от него немало энергии и сил.

Почему-то работа Адыгейской потребительской кооперации за последние полгода ухудшилась. В ряде кооперативов образовался завал товаров, естественно, что это происходило и на базе облпотребсоюза. Новые товары всё прибывали, реализация старых задерживалась, финансовое положение потребсоюза становилось всё напряжённее. Банк требовал погашения ссуд, а средства от низовых организаций поступали недостаточные. Алёшкину приходилось проявлять максимум изворотливости, чтобы перезаложить имевшиеся на складах базы неходовые товары, а времени на обдумывание всех этих финансовых комбинаций не было – теперь все вечера поглощала учёба, захватившая Бориса целиком. Он ведь и раньше отличался большой любознательностью и способностью к учению, а тут, столкнувшись с совершенно новыми предметами, увлёкся ими по-настоящему. И даже не вполне представляя, насколько дисциплины первого курса помогут в его дальнейшей практической работе, отдавался изучению с большой старательностью. Несколько скептические замечания старого фельдшера Герасименко, что, мол, все эти науки нужны только для общего образования, а в дальнейшем врачу вовсе и не понадобятся, пыла у Бориса не охладили.

Если в таких предметах, как физика, химия, обществоведение он мог без труда занимать первое место в группе, пользуясь своим старым багажом, то в специальных дисциплинах ему приходилось заниматься с большим напряжением. После первых же лекций Борис решил, что только в том случае он сможет более или менее хорошо сдавать зачёты и экзамены, если будет заниматься каждый день систематически. Пробездельничав, как и большинство его приятелей, первые две-три недели, в дальнейшем он себя переломил и ввёл за правило такой порядок занятий. Возвращаясь домой в 10:30 или 11 часов вечера, поужинав, он обязательно садился за так называемый чистовой конспект. Он заключался в следующем: по каждой лекции Алёшкин прочитывал соответствующий раздел по учебнику, затем брал свой черновой конспект, записанный со слов профессора, и составлял новый конспект, пользуясь материалами учебника и лекцией. В ряде случаев одно другое дополняло и развивало, а иногда мнение, изложенное профессором, не полностью совпадало с тем, что было написано в учебнике, приходилось записывать их оба. Как правило, эта работа отнимала часа полтора. Затем Борис переписывал в чистовую тетрадь все материалы практических работ, проведённых на семинарах за истекший день.

Особенно много времени отнимала анатомия. Как известно, изучение анатомии начинается с остеологии, т. е. строения костей человеческого скелета. Костей на всех студентов не хватало, на практических занятиях над одной костью сидело три-четыре человека, а о том, чтобы взять кость домой, нечего было и думать. Для лучшего запоминания названий многочисленных отверстий, углублений, выступов и краёв каждой кости, следовало бы их посмотреть и пощупать, а такой возможности не было. В учебниках имелись рисунки, но они не запоминались. Около месяца Борис ломал голову над этим вопросом и, наконец, придумал: он стал изображения всех костей, притом в разных проекциях, перерисовывать из книги. Это оказалось, хотя и довольно трудоёмким, но очень практичным способом для запоминания. Рисуя подробности той или иной кости, Борис как бы трогал её и, конечно, гораздо лучше запоминал название гребешка или отверстия, чем если бы учил их просто по записям. Впоследствии он делал подобные зарисовки и по гистологии, и по биологии, и по патологической анатомии, и по многим другим дисциплинам, и не только костей, но и мышц, связочного аппарата, сосудов и нервов. За время учения он нарисовал целый атлас, который сослужил ему добрую службу.

С того момента, как Алёшкин поступил в институт, время для него летело со сказочной быстротой, и, хотя дни были загружены до предела, для учения ему приходилось прихватывать и часть ночей. Да ещё иногда занятия совмещались с убаюкиванием Нины. Она из-за болезненности очень плохо спала, и Борис часто был вынужден выполнять свои домашние задания, держа дочь на руках, ведь надо было дать хоть чуть-чуть отдохнуть и Кате. На неё свалилось всё бремя домашних забот, не говоря о работе. Борис мог кое-чем помочь только в воскресенье, да ещё в те часы, когда по расписанию занятий проходило военное дело. Узнав, что Алёшкин имеет звание политрука роты (К–5), начальник военной кафедры от занятий его освободил. На первом и втором курсах студенты обучались в пределах программы рядового бойца и командира отделения. Военная кафедра привлекала Бориса, как и других командиров запаса из числа студентов, только в качестве внештатных инструкторов по строевой и стрелковой подготовке раз в два месяца.