Необыкновенный охотник (Брем)
Шрифт:
Однако приехавший в то весеннее утро 1847 года в Рентендорф барон Джон фон Мюллер был иного мнения о местном пасторе. Он никогда не видел Христиана Людвига Брема, но знал о нем больше, чем прихожане, регулярно слушавшие проповеди пастора и исповедовавшиеся ему в грехах.
Джон Мюллер (так почему-то называл он себя на английский манер, хотя от рождения носил имя Иоганн Вильгельм) был человеком богатым. Его дед в молодости эмигрировал в Южную Африку, нажил там большие деньги и, вернувшись на родину, купил старинный рыцарский замок под Вюртембергом, а заодно и баронский титул.
Дед Мюллера был доволен судьбой, но внуку богатства и денег оказалось недостаточно. Ему еще нужна была слава, причем обязательно
И вот, окончив в 1845 году университет, девятнадцатилетний барон отправляется в путешествие. Для начала он выбрал Алжир и Марокко. Правда, первое путешествие не прославило барона, не сделало его имя известным среди ученых. Однако барон не собирался отступать. Что ж, у него достаточно денег, достаточно упорства, он еще очень молод и добьется своего.
И Мюллер активно занялся подготовкой новой экспедиции. Но если денег, энергии и желания у барона было более чем достаточно, то знаний ему явно не хватало.
И тогда, поразмыслив и посоветовавшись со сведущими людьми, решил Мюллер отправиться к знаменитому орнитологу пастору Брему.
…Оставив экипаж на крохотной деревенской площади, рядом с трактиром, на вывеске которого красовался большой красный петух, барон медленно стал подниматься по узенькой крутой улочке к пасторскому дому, едва видневшемуся среди густой зелени деревьев.
Миновав маленькое кладбище, барон остановился и огляделся. Сзади и чуть внизу осталась деревня, прямо перед ним возвышалась небольшая церковь и пасторский домик, а дальше, почти сразу за домиком, поднималась зеленая стена леса.
Высокий широкоплечий человек вышел из дома и не торопясь направился навстречу барону. Мюллер сразу понял, что перед ним пастор, хотя почему-то представлял его себе совсем иным. Может быть, виной тому была черная бархатная шапочка, которая придавала Брему слишком домашний вид и которая так не вязалась с мужественным выражением его обветренного лица.
Пастор Брем привык к самым неожиданным посетителям, и вряд ли удивило его появление в Рентендорфе барона. Может быть, Брема — человека сдержанного и немного сурового — несколько удивили изысканный, мало приспособленный к путешествиям костюм приезжего, дорогие перстни и тонкая трость с золотыми украшениями, но он не подал вида. Коротко поздоровавшись с гостем, он решительным жестом пригласил его в дом.
Мюллер поднялся на невысокое крыльцо и остановился пораженный. В первые секунды он как будто даже не понял, куда попал: с полок, из шкафов, со стеллажей, вытянувшихся до потолка, смотрели на него птицы. Лишь через несколько секунд сообразил Мюллер, что находится в кабинете пастора и видит его знаменитую, крупнейшую в Европе и, наверное, одну из самых крупных в мире коллекцию птиц. Впрочем, это была, конечно, лишь часть коллекции пастора Брема — вся она не смогла бы поместиться и в десятке таких кабинетов: ведь в ней насчитывается свыше девяти тысяч экспонатов!
Чучела птиц стояли в определенном порядке, каждая имела этикетку. Многие птицы были знакомы барону — одни водились в Германии, других он встречал в Алжире или Марокко, но многих видел впервые.
Мюллер знал о коллекции Христиана Людвига Брема, но даже представить себе не мог, что она производит такое сильное впечатление. И — подумать только! — это научное богатство собрано здесь, в маленькой деревушке. Ах, если бы эта коллекция была в залах его замка! Барон на секунду представил себе, как водит он гостей по залам, как небрежно говорит им о том, что нигде в Европе нет больше такой коллекции, как слышит слова
А ведь у него могла быть коллекция птиц. Правда, не такая замечательная, как у Брема, но все-таки… И возможно, там имелись бы такие экземпляры, которых нет здесь. Да, могла бы быть, если бы барон, путешествуя по Алжиру и Марокко, увлекался не только охотой. Но барону лень было заниматься препарированием и сохранением добытых птиц, и вернулся он в Европу с пустыми руками.
Мюллер смотрел на коллекцию пастора и понимал, сколько труда, настойчивости и терпения вложено в нее. И тут же дал себе клятву работать, работать не покладая рук, сделать все, чтоб заслужить такое же доброе имя в науке, какое имеет пастор Христиан Людвиг Брем. И хотя за свою не такую уж долгую жизнь — барону едва исполнилось тогда двадцать три года — он уже не раз давал себе подобные обещания, в эти минуты он искренне верил, что сдержит свою клятву.
И поэтому, когда Мюллер заговорил, голос его звучал так искренне, что неприязнь, возникшая у пастора с первых же минут их знакомства, стала проходить. Ведь в конце концов слишком громко кричащий о богатстве своего владельца костюм, очень дорогая трость и перстни, бриллиантовая булавка для галстука не самое главное. Может быть, это лишь шелуха, оболочка, под которой находится сущность человека? И возможно, хорошего человека, который станет настоящим ученым. Как знать?
Так ли думал пастор Брем в те минуты, когда говорил барон, или несколько иначе, но он поверил Мюллеру. Да, собственно, почему и не поверить — ведь в тот момент барон действительно был искренен, действительно был убежден в том, что отдаст все во имя науки.
И серьезный разговор пастора Христиана Людвига Брема с бароном Джоном фон Мюллером состоялся.
Мы не знаем и никогда, конечно, уже не узнаем, о чем говорил пастор с бароном. Но, представляя себе положение в тогдашней биологической науке, представляя, какие вопросы тогда интересовали зоологов, и, в частности, орнитологов, мы можем предположить, о чем шел разговор в тот день в кабинете пастора Брема.
Поскольку барон Мюллер увлекался орнитологией и поскольку он приехал именно к орнитологу Брему, можно почти с уверенностью сказать, что разговор их был в основном посвящен птицам. А поскольку экспедиция, которую задумал барон, должна была преследовать научные цели (и, естественно, поставить имя Мюллера рядом с крупнейшими учеными того времени), то разговор, видимо, касался научных проблем, волновавших в то время орнитологов.
Проблем было много. Например, одна из них — открытие новых видов. А что значит открыть новое животное? Когда астрономы открывают новую планету, это значит, что до них никто никогда не видел ее. Когда геологи открывают новое месторождение полезных ископаемых, это значит, что никто никогда до них не знал о существовании в этих местах, допустим, железной руды или нефти. В зоологии не так. Открытие в зоологии похоже скорее на открытие новых земель. Мореплаватели находят в океане неизвестный остров. Но это вовсе не значит, что о существовании этого острова никто не знал — на нем могли жить люди, о нем могли знать жители соседних островов или материка и бывать на нем. Но остров считается открытым лишь тогда, когда он будет нанесен на карту, указано его место в океане, хоть кратко описаны его берега, его природа. Это относится не только к островам, но и к материкам. Самый яркий пример тому — Америка. Ведь Америка существовала, конечно, и до того, как посетил ее Америго Веспуччи или Христофор Колумб. И местные жители вовсе не сомневались, что материк, на котором они живут, существует. Но лишь после того, как он был нанесен на карту географами, состоялось «открытие Америки».