Неоцен настоящий. 10 миллионов лет спустя
Шрифт:
боятся засоления своих корней. Пока что они не растут на манер мангра,
но освоили ледяные берега, которые в голоцене привычно видеть
бесплодными скалами. Теперь густой, очень невысокий лес, весь обливаемый
до крон осенними морскими волнами выше грузовика — нормальное дело и
привычная часть околоморского пейзажа.
Разумеется, такой лес, не имея конкурентов в своей нише, разросся по солёной воде повсюду до самых
границ
сезонно мигрирующих и постоянно проживающих в густых переплетениях и
тёмной листве с обильными мелкими плодами. Хотя терн относится к
сливовым, но плоды солёного дерева изменились на куда более узко
специализированный вариант: летом «слива» становится больше, обрастает
плотной оболочкой и может проплыть до ста километров по морю до
какого-нибудь берега и прорастать на материке или острове. Дело в том,
что манера кустарниковых лесов расти густо исключает прорастание семян
тут же рядом, потому для семян нужен переносчик. И, кроме моря, он есть и
в лице животного. Как ни странно, это бывший предатормаус, маус-тень.
Будучи исходно мелким ночным хищником размером с крысу, он прекрасно
прижился в чаще морских лесов, благо насекомых и мелких птиц ему для
охоты там достаточно, а семена плодов для него не слишком твёрдые. Вот
он и относит все плоды подальше от деревьев, чтобы не привлекать
внимание живущих на ветвях общественных белок, а после поедания мякоти
он закапывает косточки в относительно сухих местах подальше от чащи и
сородичей, чтобы питаться ими зимой, когда плодов на ветвях уже не
будет. Но, как и сами общественные белки, делающие то же самое,
маус-тень часто забывает о том, где именно закопал семена, и они
благополучно прорастают.
Так солёное дерево как вид распространилось по всему миру, по суше и с морскими течениями. С собой
оно принесло и экосистему, в которой доминирует. Поскольку пчёлы у
холодного моря обитают не очень охотно, у дерева скоро появилась
проблема опыления: ветроопыляемость не может снова развиться у вида, уже
опыляемого кем-то. Конечно, есть неоценовые пчёлы, похожие больше на
гибрид пчелы и шмеля, которые помогают солёному дереву в летний сезон
«по старой памяти», но у деревьев есть новый основной опылитель. Он
развился из воробьинообразных, как и все птицы неоцена, кроме чисто
морских, но он примерил на себя новый образ жизни. Будучи постоянным
обитателем этих лесов, морской воробей крупнее голоценового аналога
втрое. Он почти чёрный, чтобы легче согреться под утренним
успешно замаскироваться от хищников в непроглядной тьме околоморского
леса. Он плетёт гнёзда там же, питаясь незрелыми плодами солёного
дерева, ещё не успевшими отрастить плотную оболочку, и многочисленными
жуками-листоедами, докучающими флоре в этой влажной среде. Но он
выполняет для солёного дерева не менее важную роль, чем описанная выше:
он слизывает богатый сахарами не очень обильный нектар и куда более
обильную пыльцу с цветов, по пути перенося остатки пыльцы от цветка к
цветку. Хоть у него нет облика «типичного колибри», и он не так узко
специализирован, как оный, с задачей опыления дерева он благодаря
длинному и очень шершавому языку справляется неплохо.
Собирая самые колючие ветви, он плетёт общественные, защищённые от маусов-теней и
белок гнёзда, которые при всех стараниях иногда разоряются. Чтобы
защитить потомство, морской воробей обзавёлся более острым глазом и
клювом, и живёт лишь в сообществе. Стая морских воробьёв способна убить
ударами клювов одного мауса-тень и угостить им потомство, но и маусы на
такую охоту ходят только группами по двое-четверо, что делает итоги
охоты очень непредсказуемыми.
Но не только бывшие грызуны и воробьи с насекомыми живут в этих тихих лесах.
Морские птицы, бурезовы, гнездятся на солёных деревьях, что ближе всего к морю,
чтобы избежать атаки не любящих купаться в прохладной воде
маусов-теней. Но иногда они выходят даже на такую охоту, если в животе
пустовато.
Так случилось и теперь. Бурезов-водорез, сытно поев после утренней рыбалки и избежав атаки хищного гольяна, утащившего при
нересте дом-гнездо «часовой стрелы» с целой семьёй оных, сел на гнездо,
пока самка ловит рыбу себе на обед. Его белые бока с уже
немногочисленными после брачного периода зеркальными перьями были
круглыми и полными, чего не скажешь по лезущему прямо к гнезду
маусу-тени. Щурясь от злости и непривычного для обитателя тёмного леса
солнца, он лез по теневой сторону, где его пятнистый серо-бурый густой
мех кое-как замаскировал его. Деревья были на само краю берега, и
падение в мелкую, полную камней воду, кончилось бы для мауса неминуемой
смертью от ран и пасти отдыхающего рядом с деревом старого лиманомауса,
только что пришедшего с удачной рыбалки и принесшего самке большого