Неофит
Шрифт:
А потом в эмофоне приходит пакет информации. Как в той жизни. По-другому это не назвать. Воспоминание, со всеми ощущениями — как пользоваться похожим полем. Совсем другим — включающим в себя только мысли и чувства, но похожим. То есть в принципе, мне мужик сейчас пересылает чужое воспоминание, полностью очищенное от личного. Почти про то, как я пользуюсь Аспектом. С рядом отличий, но, которое, тем не менее, я могу легко встроить в свой способ взаимодействия. Интересно. Пробую.
И дотягиваюсь до диска. То есть я как бы вытягиваю свое внимание,
Возвращаюсь в себя. Смотрю на мужика.
— Спасибо. — Удивленно говорю.
— Твоя дистанция не важна. — Опять непонятно говорит мужик. — Важно намерение. Поймешь потом.
— Вы кто? — спрашиваю.
Мужик оглядывается.
— Я один, Странник. Если тебе кажется не так, то ты не в порядке.
Улыбаюсь. Давно я столь непосредственных людей не встречал. Хорошо.
— Ты кто? — повторяю вопрос в другой форме.
— Тот кого ты спас, — пожимает плечами мужик. — Не придумывай себе лишнего, скоро узнаешь. — Улыбается. Потом дополняет.
— Но хочешь, называй меня Доржат. — А в эмофоне приходит четкий образ, словно Имя — это объемное короткое воспоминание-фраза с запахом леса, шелестом крыльев, ощущением огромного дерева и сложными эмоциями. Точно понимаю, что такое Имя я запомню. Интересно-то как. В каком-то смысле, этот человек вообще не умеет работать с Полем как я. По пакету видно, что он затрагивает только верхние слои, даже не пытаясь пройти вглубь. Телекинез, или какие-то плотные взаимодействия с реальностью через Поле для него недоступны — нет даже намека. Но в тоже время в том диапазоне, что он показывает, работа кажется просто виртуозной. И ведь видно, что ему попросту это привычно.
— Ты знаешь народ, но не людей, что так же общаются как ты сейчас? — спрашиваю.
— Знаю, — спокойно отвечает спасенный, но без какого-либо продолжения.
Снова улыбается.
— Мы уже в городе, Странник. Чувствуешь? — опять пакет с новой, ну пусть будет, техникой. И тоже обезличенной. На автомате проверяю на закладки, и тоже пробую. Интересно, но для меня довольно бесполезно. Я просто начинаю понимать в какой стороне много разумов, разговоров и эмоций. Что-то в меньшем масштабе я и так умею. Но все равно — благодарю.
— Да. — отвечаю. Что ж. Кажется мне стоит посетить те места, откуда он, просто несколько позже.
Мужик кивает, словно на мои мысли.
— За этим и дал, — снова говорит непонятное. А потом добавляет. — Иначе не найдешь.
Ну вот точно. С интересом смотрю на спасенного. Если не мысли, то намерения он точно считывает. Причем менталисты этого не могут. Для них «скрыт» вполне абсолютная преграда. Даже проверяю на всякий случай. Нет, «скрыт» есть. Опасно.
— Не опасайся меня, Странник. — Ну точно. Не мысли — намерения. Хорошо, с этим можно работать. А мужик продолжает. — Твои тайны твоими и останутся.
Транслирую
— Вот, ты уже и легко относишься к жизни. Это хорошо. — Отлично. Точно считывает эмоциональные намерения. Логику, а значит чистые мысли — не трогает. Понятно. Учту.
Корабль садится, и вокруг тут же выставляют оцепление. Открываем вход, и внутрь, буквально подгоняя Ольгу, врывается Матвей, все в том же черном мундире. Подростки рефлекторно отшатываются. В кают-компании тут же становится тесновато. Возникает небольшая суета, которую тут же прерываю.
— Сергей, организуй ребят, что бы к стенам прижались. Тут сейчас небольшая неразбериха еще будет. — Длинный кивает, и на пару с Рыжим Рогволдом, быстро оттесняют остальных ребят к стене кают-компании.
Ольга быстро подходит к мужику, на которого указывает безопасник, и тут же начинает накладывать диагностические конструкты.
Безопасника, на эти несколько секунд, остальные люди даже не интересуют. Ладно. Запомню. Уверен, что и подростки тоже.
Люда смотрит на меня, потом на Ольгу. Как-то подбирается. Но ничего не говорит. Я немного удивляюсь, но так, фоном. Меня начинают раздергивать.
— Макс, матросы? — безопасник отвлекается от целителя и требовательно смотрит на меня.
— Кому передавать? — тут же уточняю. — И про жизнь и относительную свободу вы помните? Они, в принципе, отработали ее.
— Помним, помним, — ворчит Матвей. Что-то проговаривает в гарнитуру, в дверях появляется полицейский.
— Стас, матросов передавай, — вызываю ольгиного соратника. Тут же рулевому показываю головой на выход. Тот вопросительно смотрит на меня. В кают-компанию начинают набиваться и матросы.
— Хайят, ойзюрлук (жизнь, свобода (турецк.)), — выводит из замешательства рулевого и матросов полицейский. Наверняка говорит с акцентом, но вполне достаточно для понимания этим ребятам.
Турки один за одним сходят с корабля, и сразу же в помещении становится свободнее.
— Только, Максим, свобода относительная, — снова ворчит безопасник. — Я понимаю что в тех условиях по-другому поступить было нельзя, но твое обещание довольно сильно сковало нам руки в плане законности. Эти люди все-таки участвовали в торговле гражданами Империи и нести наказание будут.
— Мне без разницы, — равнодушно пожимаю плечами. — Они сделали свою работу хорошо, пусть и под наблюдением. Ни разу не попытались нас сдать османским властям, хотя некоторое время возможности были. Вывезли ребят, — показываю на подростков, — пусть и под давлением Стаса. Они свою часть договора выполнили. Я понимаю, что в этих условиях их верность — это больше результат работы угрозы от амулетов, а не их личный выбор, но выполнили. Так что хотелось бы договор с нашей стороны выполнить тоже. Но меня устроит и формальное его воплощение.