Неоконченное путешествие
Шрифт:
Отчетливо вырисовывающиеся колонны комаров — любопытная черта реки Парагвая. Густая, кружащаяся вихрем масса этих насекомых образует на каждом берегу столбы высотой от тридцати до шестидесяти футов. При заходе солнца они рассыпаются, и в течение часа жизнь всех находящихся поблизости становится невыносимой. Именно в этот час комары кусают свирепее, чем когда-либо; в других внутренних областях дело обстоит таким же образом. Однако ночью, хотя они вообще никогда не оставляют вас своим вниманием, их атаки становятся несколько умереннее.
Островки холмов, резко выступая из болот, указывали на близость Корумбы, бразильского речного порта, который являлся пунктом нашего назначения. Шесть месяцев в году весь район представлял собой одно огромное озеро, за исключением нескольких мест,
Бразильская комиссия по определению границ торжественно встретила нас на борту парохода. С комиссией прибыл и командующий местным гарнизоном, в кают-компании полилось шампанское. В городе было около тысячи двухсот солдат, имелся и небольшой морской док. К нам присоединилось несколько морских офицеров, исключительно милые люди, можно сказать, цвет бразильской нации. Город был недурен, имел хорошие отели, магазины, мощеные улицы, была тут и какая-то светская жизнь. Вскоре мы стали сожалеть, что не взяли с собой приличной одежды, так как в нашем рабочем снаряжении мы чувствовали себя крайне неудобно. Виноват во всем был наш боливийский секретарь. В своем патриотическом рвении он описал нам этот город как захолустный пограничный поселок. Я приехал, ожидая увидеть что-нибудь вроде Рурренабаке или Риберальты, а вместо этого попал в хорошо развитый город с отлично одетой публикой.
Низменная болотистая равнина, на которой расположена Корумба, — рай для змей. Анаконды здесь совершенно обычное явление. Крупные экземпляры — к счастью редко встречающиеся, — как говорят» иногда нападают по ночам на рогатый скот и даже выхватывают людей из лодок. Обычные размеры анаконд — от пятнадцати до тридцати футов, но особо крупные экземпляры бывают вдвое большей величины, а то и еще длиннее. Издаваемые ими необычайные звуки можно слышать по ночам — в обычное время их кормежки. Бразильцы утверждают, что здесь даже ядовитые змеи подражают зову птиц и небольших животных, чтобы заманить к себе добычу. В этих местах люди обычно носят небольшие мешочки с сулемой, полагая, что она отвращает змей и заставляет их держаться на некотором расстоянии. В каждой деревне имеется запас противозмеиной сыворотки и шприцев, готовых к немедленному использованию.
Здесь снова я услышал рассказы о белых индейцах.
— Я знаю человека, который встретил такого индейца, — сказал мне британский консул. — Эти индейцы совсем дикие, и считается, что они выходят только по ночам. Поэтому их зовут «летучими мышами».
— Где они живут? — спросил я.
— Где-то в районе потерянных золотых приисков Мартириус, не то к северу, не то к северо-западу от реки Диамантину. Точное их местонахождение никому не известно. Мату-Гросу — очень плохо исследованная страна. Насколько известно, в гористые районы на севере еще никто не проникал; все экспедиции, которые туда направлялись, не возвращались обратно. Да, что и говорить, это гиблое место. Помяните мое слово — Мату-Гросу никогда не будет исследована пешим образом, как бы велики и хорошо экипированы ни были экспедиции.
Возможно, лет через сто летающие машины смогут это сделать, кто знает?
Его слова были полны для меня особого смысла и глубоко запали мне в душу.
Нет необходимости описывать топографическую съемку на границе. Она интересна лишь случайными происшествиями, а не своей однообразной, скучной, будничной работой. Мой предшественник не был большим мастером своего дела, и, когда комиссия по демаркации собралась здесь в прошлом году, он оказался неспособным справиться с заданием, несмотря на все свои громкие заявления о своих успехах на этом поприще в Африке. Бразильцы — славный народ, но вовсе не спешат браться за работу засучив рукава. Скорее даже всякого рода активность вызывает у них явное неодобрение. Мне предстояло закончить работу, и я был намерен проделать ее без всякого промедления.
Граница Боливии шла по береговой линии озера Касерес, и она имела там навигационные огни у пограничного знака. Ни солдаты, ни пеоны не соглашались становиться лагерем вблизи этого места из страха перед появлявшимся каждую ночь привидением. Оно будто бы бродило по лагерю и поднимало страшный переполох. Мы не смогли найти объяснения этому явлению, но что это так, сомневаться не приходилось.
Пуэрто-Суарес — ближайшая боливийская деревня — представляла собой кучку жалких, крытых пальмовыми листьями лачуг, в которых ютились проспиртованные обитатели. Деревня находилась в семи милях от Корумбы, в западном углу озера Касерес. Шесть месяцев в году она была отрезана от остального мира наводнением и своим существованием была обязана контрабандной торговле с городом, которая велась по ночам. Боливийцы возмущались, когда сравнивали убожество Пуэрто-Суареса с относительной роскошью Корумбы и отказывались признавать между ними какую-нибудь разницу. Местность около Пуэрто-Суареса изобиловала змеями, самые страшные из них были гремучая змея и сурукуку, или бушмейстер. Не берусь утверждать, будто я сам слышал, чтобы эти ядовитые виды змей издавали какие-нибудь звуки, но местные жители решительно утверждают, что змеи умеют довольно успешно подражать зову птиц и таким образом привлекают их, о чем я уже упоминал.
Гремучие змеи обычно встречаются спутанными в клубки по полдюжине штук в каждом; их укус смертелен —смерть наступает вследствие кровотечения из носа. Бушмейстер — необыкновенно агрессивная змея и нападает на человека, даже когда ее не тревожат; один ее укус быстро вызывает смерть, но эта тварь продолжает жалить до тех пор, пока не исчерпает весь свой яд.
К началу июля мы закончили всю работу, которую необходимо было выполнить в окрестностях Корумбы, и нам осталось лишь уточнить границу дальше на север по реке Гуапоре. В 1873 году пограничная комиссия ошибочно приняла за исток реки Верди совершенно другой ручей, а согласованная граница шла как раз по реке Верди. Но в этом-то и заключалась вся трудность — никто никогда не поднимался по ней, ее течение было нанесено на карту наобум. Было сделано предложение пройти по ней пешком и установить другую пограничную линию — такую, которая была бы менее выгодна для Боливии. Так как меня, исследователя по натуре, всегда привлекал риск, то и в данном случае я решил взять на себя выяснение запутанных обстоятельств этого дела. Роковое решение! Если б я только знал, на что иду, возможно, Верди и по сей день оставалась бы неисследованной.
— Что вы скажете по этому поводу? — спросил я Фишера. — Вы пойдете со мной?
— Да. Но не думаете ли вы, что это будет не совсем обычное дело — некий прецедент? Ведь по договору мы вовсе не обязаны делать этого!
— Если мы не выполним эту работу, местная граница навсегда останется яблоком раздора. Согласен, что по условиям договора мы не обязаны исследовать реку. Но ведь так хочется сделать все наилучшим образом, и так интересно первым проникнуть туда, куда до тебя никто не посмел сунуться. Кроме того, я совершенно не намерен месяцами торчать в Корумбе без дела.
Все необходимые приготовления были закончены. К нам присоединился один шотландец, местный поселенец с боливийской стороны по имени Уркварт, и с шестью пеонами мы отправились вверх по реке на баркасе комиссии. Бразильцы были в восторге. Если бы удалось точно проследить течение реки, отпала бы необходимость в сложных и, возможно, связанных с горячими спорами мероприятиях по определению новой пограничной линии. Вот почему они так горячо благословили наше начинание.
Пройдя сто восемьдесят миль вверх по течению, мы достигли скотоводческого ранчо Дескалваду; там мы наняли повозки для доставки груза и провизии по суше до боливийской деревни Сан-Матиас, где я надеялся добыть вьючных животных для дальнейшего путешествия. Поездка прошла без приключений, хотя мы очень опасались встречи с черной пантерой в месте, называемом Баия-де-Пьедра. Страх перед этим животным обезлюдил район на многие мили вокруг, так как свирепость и огромная сила пантеры заставляли бояться ее гораздо больше, чем ягуаров. Даже награда за ее шкуру, которая стоила в двадцать раз больше, чем ягуаровая, не могла побудить местных охотников на риск встречи с ней.