Неоконченный полет (сборник)
Шрифт:
Кто соберет по всей планете зерна боли, жгучие слезы, посеянные войной? Хозяин этого дома, молодой мадьяр, солдат гитлеровской армии, пал в бою на Украине. Его товарищи не переслали сыну даже окровавленной, пробитой осколком шапки. Комья мерзлой земли упали на грудь черноусого мадьяра, похороненного без гроба и почестей. Когда в сорок пятом через село прошли советские освободительные войска, Шандор несколько дней метался по бурьянам, высматривал из зарослей советские машины. Его руки сжимали камни. И вот он избрал нашу.
Мы наложили мальчику полную пригоршню
— Вот у нас стекло разбито, — показал я Шандору.
— Ой! — ужаснулся мальчик и обеими ладонями прикрыл отверстие. Виновато-жалобно перебежал глазами по нашим лицам.
Мы уселись на свои места. Мальчик не отступал от машины, прижимался к ней, похоже было — хотел что-то сказать. Мать стояла в стороне, все видела, украдкой вытирала слезы.
Мы двинулись. Шандор быстро-быстро что-то сказал марийцу. Мы отъехали — мать и сын стояли над дорогой.
— Что он тебе сказал? — спросил я марийца.
— Просил привезти с войны его папу.
Мы взяли из того бедного крестьянского дома частицу большой печали и оставили там что-то от нашего сердца...
С того времени прошло больше четверти века. Теперь нас роднила с Венгрией дружба. Естественно, что, путешествуя по этой стране, я стремился обнаружить конкретный, живой образ обновления.
Искал бывшего мальчишку Шандора.
И на узкой дороге «икарус» не сбавлял скорости. Вихрем влетал в сельские улицы, разбивая ветки вишен и слив. Гуси разметались в разные стороны, как перья на ветру.
Туристы переглядывались между собой. Моя соседка сосредоточенно смотрела на дорогу. Иногда кто-то наклонялся к ней, говорил что-то в утешение, но волгоградка уставилась взглядом в даль.
Наконец заговорил в микрофон наш гид:
— Таким образом, наш «икарус» приближается к городу Сольнок. Его основали в пятом столетии римские Легионеры...
Сольнок начался разноцветными домиками, живописными усадьбами, а вскоре дорогу обступили высокие строения города. В центре высился белой колонной монумент.
Мы остановились у памятника.
Туристы еще сидели на местах, когда Шандор взял в руки обернутый в целлофан букет цветов и встал. Гид говорил об эклектическом стиле домов, стоявших вокруг площади. Шандор подошел к нашему ряду и подал моей соседке цветы. Женщина заплакала. Ее взяли под руки, и мы, выйдя из автобуса, группой направились к памятнику. Цоколь был испещрен надписями фамилий на русском языке.
Замерли у памятника молодые и седые люди. Ветер шелестел пожелтевшей листвой.
Шандор стоял задумчиво в стороне, один, склонив голову. Его пальцы механически перебирали ключи автобуса.
Руководитель нашей группы сказала несколько слов о Советской Армии, принесшей освобождение Венгрии от фашистских оккупантов, о Сольноке, об отце нашей попутчицы.
Волгоградка
Наш «икарус» помчался по знакомой дороге назад.
Солнце нависло над горным горизонтом, слепило. Шандор опустил щиток на переднем стекле, включил приемник. Теперь мы сообразили, что Сольнок отнял у нас два часа, что мы намного запаздываем с прибытием на базу. Никто, понятно, не думал упрекать за отклонение от маршрута. Удобно устроившись в креслах, мы чувствовали, что Шандор нажимает на скорость. Действовал несколько странный комплекс чувств: мы все были за то, чтобы свернуть на Сольнок, и Шандор согласился сделать крюк километров на сто, но наверстать потерянное надлежало водителю.
Когда промелькнул, знакомый нам путеуказатель на Сольнок, туристы стали считать километры до места нашего отдыха, «Икарус» обгонял грузовые и легковые машины — они, отставая, проплывали за окнами, где-то ниже, и казались совсем маленькими. Шандора охватил азарт скорости. Его внимание и взор безошибочно отмечали сантиметры расстояния при разъездах.
Я понимал, Шандора и сочувствовал ему. Одобрял его резкое торможение и порывистые броски тяжелой машины вперед. Его высокое мастерство вождения «икаруса» успокоило туристов.
Солнце уже скрылось за горизонт, небо мягко освещало землю.
Шандор пошел на обгон «газика». Сквозь окно я рассмотрел эту машину с венгерскими знаками. Ее шофер не желал уступить дорогу «икарусу» и держал скорость, равную нашей. Массивный мужчина за рулем «газика» поворачивал в нашу сторону красное лицо и выглядел победителем.
Впереди на приличном расстоянии ехал велосипедист. Машинам предстояло немедленно решить свой поединок. Автобус уже обходил «газик», тот оставался на полкорпуса сзади. Велосипедист упрямо держался середины дороги. В этом месте неожиданно кончился асфальт, и под колеса бросилась дорога, усыпанная камушками. Угрожающе затарахтело под крыльями. Послышался удар, треск, завизжали колеса.
Шандор испуганно посмотрел на боковое стекло и нажал на тормоза. Кто-то из женщин вскрикнул. Шандор открыл дверцу и прыгнул, словно провалился вниз. Его взлохмаченная черная голова промелькнула мимо окна. Происшествие было логическим следствием неразумных перегонов, нахальства водителя «газика» и неосмотрительности велосипедиста. Я выскочил вслед за нашим водителем.
«Газик» стоял поперек дороги. Шандор, перепуганный, заглянул в кабину. Я тоже подбежал сюда. Неужели произошло что-то страшное?
Первое, что я заметил, было разбитое стекло, «газика».
Шандор помогал шоферу вылезть из кабины. Тот, к счастью, оказался невредимым.
— Разбито стекло, — сказал я сам себе.
Шандор, оправившись, посмотрел на меня радостно-удивленными глазами.
— Раз-би-тое стекло... — словно что-то припоминая, прошептал он.
Я подошел поближе. Шандор перехватил мой взгляд, брошенный на тронутое изморосью трещин смотровое стекло, и сразу положил на дыру обе ладони.
— Шандор! Саша! — вырвалось у меня из самой души.