Неоконченный рассказ Лума по прозвищу Зеленая Кобылка, барда из Арнивеля.
Шрифт:
– Он сам пил эту выварку?
– Нет, не знаю… Ах, подождите! Он дал мне фляжку, а сам отпивал из другой - мою он положил в свою суму, а собственная фляжка висела у него на поясе! Так значит, Вы думаете…
– Да, сударыня, мне известно одно сонное зелье, вкус которого легче всего отбить чем-нибудь сладким или вяжущим - Вашей яблочной вываркой, например!
– Значит, слуга хотел моей смерти?!
– Думаю, нет! Если этот человек - негодяй сам по себе, то он поехал бы к Вашим родителям и потребовал бы выкуп в том или ином виде. Другое дело, если он - не один, а действует
– И что?!
– А то, что в таком случае, барышня, Ваше похищение - лишь часть большого заговора против Ваших родителей, полагаю, против Вашего отца! Я уже был свидетелем одной такой истории в Те-Шон-Мадане!
– Что же там случилось?
– Важнее то, чем это кончилось - осталось много трупов и никто ничего так толком и не узнал! Однако, говорили, что всё это было связано с борьбой за власть во всем владении, за замок и титул самого барона!
– сделал вывод Шайлок. Потом он добавил:
– Впрочем, я это только предполагаю - для заключений окончательного рода у меня мало сведений!
Молодая особа оставалась некоторое время в задумчивости.
– Ну, что ж, нам надо решить, что делать дальше!
– сказал Шайлок.
– Я раньше не ходил ни по одной из этих дорог и не знаю, через какие места они идут. Разумеется, можно всем нам вместе проследовать вспять, к началу следов кареты. Но тут есть опасность, что если я окажусь прав, то мы попадем в руки заговорщиков. С другой стороны, мы должны пройти еще порядочно до тех мест, которые можно назвать домом нашего серого приятеля. Лично я продолжил бы идти по лесу, но, думаю, это не совсем устроит нашу неожиданную попутчицу!
– Конечно, не устроит! Еще бы! Нет, я хочу… я… я… ну, я прошу вас доставить меня домой или, если это будет ближе, в дом моего дяди, в поселении Морруван! Про это место, кстати, я хорошо помню, что оно лежит на берегу соленого озера. Там, рядом с озером, есть еще какие-то горы, так дядя Дам рассказывал, что местные жители боятся туда ходить - как они говорят, там есть пещеры, где живут могучие повелители гор. А еще я от него слышала, что за теми горами, довольно далеко, лежит берег моря. Правда это или нет, я точно не знаю, у моря я никогда еще не бывала!
– Сожалею, но дороги к Вашему дяде я тоже не знаю! Может, Вы помните хоть что-нибудь о том, где она хотя бы примерно пролегает?!
– Увы, я этого не помню - большую часть пути я обычно спала на мягких подушках на сиденье в повозке, которую присылал к нам дядя!
– Что скажешь, Тьюго?!
– спросил следопыт.
– Хорошо, давайте пойдем вблизи дороги - если уж не выйдем к замку, то можем прийти к какой-нибудь деревеньке!
– предложил Сольвер.
– Правда, моему приятелю придется прятаться за деревьями, чтобы местные его не пугались!
Они так и решили, что пойдут сперва до места, где живет родственник Эторины, если, конечно, не ошиблись с выбором пути. Удастся ли там оставить девушку - будет видно по обстоятельствам.
Маленький отряд двинулся по выбранному пути. Это оказалось не так легко, чем предыдущее странствие, потому что "благородная дама" всё время куксилась, хныкала и жаловалась. Разумеется, если она не ходила ни по чему другому, кроме как тесаный камень, ковры и песчаные парковые дорожки, то лес вблизи дороги казался ей сущим мучением. Наконец, на третий день утром Шайлок не выдержал:
– Ну, вот что, барышня! Благоволите-ка заткнуться, а то нынче из-за Ваших постоянных воплей мы останемся без дичи на ужин!
– Но я же не виновата, что трава такая жесткая, что деревья ветками цепляются мне за волосы и…
– Неужели при дворе барона Вас не учили вести себя достойно?! Вы кичитесь своей знатностью, а по мне так лучше бы Вы были дочерью угольщика и прачки - дети таких родителей переносят дорожные тяготы куда более смиренно!
Этори замолчала и надулась. Видимо, слова зверолова задели её за живое. Проходя мимо Тьюго. Шайлок проворчал, но так, чтобы дочь придворных могла это расслышать:
– Взялось же на мою голову такое чудище! Прости, серый друг, к тебе это не относиться!
Звереныщ издал звук, напоминающий сдавленный смех.
Прошел еще день, прохладный и пасмурный. К полудню следующего стало жарко. Это можно было бы перенести куда легче, если бы между стволов гулял бы самый слабый ветерок, но ничего не развеяло стоящей духоты.
В полдень они остановились под деревьями с самой густой тенью. Разжигать огонь не стали. К радости путников, неподалеку, в углублении у невысокого холма из земли бил родник. Они наполнили свои фляжки и умылись. Звереныш отошел ниже по течению ручья, который и питался подземной водой. Там находилась небольшая яма, наполненная до краёв. В неё, как в ванну, и окунулся маленький "оборотень", фыркая от удовольствия.
Этори подошла к роднику, пыхтя и отдуваясь, при этом еще и обмахиваясь обеими руками.
– Освежитесь, Этори! У меня есть кусок ткани, чистой и мягкой, им можно воспользоваться как полотенцем!
– предложил Тьюго.
– Если хотите снять одежду, мы отойдем и отвернёмся!
– Уф, ах, какая жара!
– пролепетала Эторина, облизывая пересохшие губы. Тут она правой рукой взялась за свою макушку и… стянула черные длинные волосы со своей головы. Под этим, как оказалось, париком настоящие её волосы оказались цвета пшеничной соломы. Она какое-то время обмахивалась париком, как веером, а потом отшвырнула его прочь. Тьюго, Шайлок и подошедший сзади звереныш, что отряхивался от воды, удивились увиденному.
– Ох, спасибо вам, но вода, верно очень холодная! Ах, а дома я обычно в такую погоду освежалась в ванной с розовыми лепестками!
– полуприкрыв глаза, сонно проговорила Этори.
– Что ж, у меня роз с собой нету, но кое-что полезное для здоровья у меня для Вас найдется!
– задорно сказал Тьюго и подмигнул Шайлоку. Они оба в тот же миг подскочили к девице, взяли её за руки и повлекли за собой к роднику. Не смотря на её протесты и возмущения, Сольвер и следопыт, смеясь, окунули "придворную даму" головой в бурлящую воду. Потом Тьюго достал из походного мешка свою мягкую ткань и отер лицо фыркающей особы. Тут, видимо, сколь ни жеманна и спесива она была, а Эторина уже сама опустила руки в родник и несколько раз вылила из пригоршни себе на склоненную к земле голову.