Неоконченный сценарий
Шрифт:
Но выговор остается выговором. Понсе отодвинул годовой отчет в сторону, настроение было испорчено. Разве так разговаривают с верным помощником? А он-то все свои надежды связывал с Матарассо. Его выставили кандидатом в президенты две правые партии, чтобы он последовательно продолжил политику Араны, демонстрируя непримиримость в борьбе против подрывных элементов. Только его победа давала Понсе наконец возможность выдвинуться, сделать карьеру.
А есть ли в самом деле у Матарассо шанс победить? Конечно, оратор он никудышный, в этом отношении ему с Тони Толедо или с генералом Риосом Монттом. красноречивым кандидатом христианских демократов, не тягаться. Вот единственное сравнительно удачное место из последней речи Матарассо по телевидению: "Закон и винтовки показали, как нам справиться с террором, экономическими и такими социальными проблемами, как нищета, болезни и безграмотность, которые и служили питательной почвой для террористов!" Правда, не только личное красноречие решает, кому стать президентом. Но чтобы Матарассо оказался на коне, правым придется хорошенько постараться.
Главное - как воздух нужны успехи! Перед выборами всегда придается особое значение внутренней стабильности в стране, она предмет ожесточенных споров. И вот ему, майору Камило Понсе, удалось обнаружить нечто чрезвычайно важное! У него стало правилом перепроверять все, что говорят о себе люди, которые кажутся ему подозрительными. Поэтому он поручил одному из своих людей проверить, действительно ли Бернсдорф снимал фильм на Кубе до прихода к власти Кастро. В кубинской прессе должно было найтись сообщение об этом.
И вот перед ним лежала вырезка из гаванской газеты "Ой" от 28 мая 1961 года, заметка на две колонки. Под заголовком "Нас посетили два кинодеятеля" коммунистическая газета писала, что на Кубу приехал известный немецкий режиссер и его "ассистент Бернесдорфф", чтобы воспеть революцию и ее последнюю вдохновляющую победу в произведении киноискусства... Фото исправляло неправильно написанную фамилию: на нем, вне всяких сомнений, Лутц Бернсдорф!
А "вдохновляющая победа" - это, конечно же, победа у залива Кочинос. Понсе глубоко вздохнул. Неужели он случайно обнаружил коммунистических агентов, которые явились сюда под видом киногруппы и намерены восстановить утерянные связи и помочь герильерос? Два обстоятельства говорят против этого: профессионалы нашли бы новых людей, а не только выдали новые паспорта.
Когда же ему принесли отчет наружной охраны, следившей за четырьмя немцами, он споткнулся на имени Ридмюллера. Фишер приезжал к Ридмюллеру. Это во многом объясняет поведение Толедо, его интимного приятеля, но еще больше запутывает все дело. потому что Ридмюллер, безусловно, правый,
Понсе приказал принести ему дело Кампано; возможно, что-нибудь прояснится. Любопытство возросло, но преобладало все-таки беспокойство. Игра в "сыщики-разбойники", сопоставление фактов, по логике вещей противоречащих друг другу, - все это привлекало его раньше. Но то, о чем вспоминалось с удовольствием, в настоящий момент ничего, кроме неприятностей и осложнений, принести не могло. Он решил обратиться в гватемальское посольство в Бонне: пусть выяснят в официальных инстанциях, кто такие Бернсдорф, Фишер, Раух и Кремп.
Дочитав дневной отчет до конца, узнал еще, что Виола Санчес встретилась с Бернсдорфом после вечернего сеанса перед кинотеатром на 6-й авениде, неподалеку от своего дома. Тот провел у Виолы два часа и вернулся в отель лишь после полуночи.
Фантазия Понсе разыгралась. Позвонил домой, сказал жене, что задерживается. Потом дал журналистке знать, что ждет ее к ужину в китайском кафе... Ее связь с киношниками, или хотя бы с одним из них, приобрела такой характер, что было бы ошибкой ее не использовать.
Портье, выдавший Бернсдорфу ключ от номера, передал ему и записку без подписи, в которой сообщалось, что встреча переносится на завтра. И никаких объяснений. Это Виола Санчес. Да, но почему?.. Режиссер испытал некоторое разочарование, но в целом настроение его оставалось прекрасным: в конце концов все остальное шло как по маслу.
Аппаратуру им вернули в целости и сохранности, к тому же получено гарантийное письмо генеральной дирекции изящных искусств, кино и культуры при министерстве просвещения; сняты уже первые метры пленки: дом, в котором родился Кампано, замшелая вилла в старом городском центре. Родители Ка.мпано не то умерли, не то эмигрировали, в доме с толстыми стенами жили посторонние люди. Дать интервью они отказались, но когда Кремп предъявил впечатляющий документ из генеральной дирекции, снимать разрешили. А их отказ дать ингервью Кремпу Ундина сняла скрытой камерой...
Бернсдорф поймал себя на том, что опять не сводит глаз с женщины, сидящей в бюро справок. Она, всегда дежурившая по вечерам, кого-то мучительно ему напоминала. Подойдя к стойке, режиссер спросил:
– Вы говорите по-немецки?
– - Да, синьор...
Вдруг ему вспомнился другой отель, "Гавана-Хилтон", и эти газельи глаза, и эти расчесанные на прямой пробор и туго стянутые на затылке волосы. В день, когда они познакомились, Лусия, вся промокшая под проливным дождем, вбежала в кафе, где они завтракали, и представилась их переводчицей, ее прислал Институт кино.
– Лусия!.. Вы ведь Лусия Крус?
– Да, господин Бернсдорф.
– Вы меня узнали - тоже только что?
– Нет, сразу. Вы к нам из Западной Германии?
– А то откуда же.
Подкрашенные губы мадам Крус изобразили безликую улыбку, присущую всем женщинам из гостиничного персонала. Бернсдорфу вспомнилось, что тогда она была эмигранткой, коммунисткой, членом Гватемальской партии труда (ГПТ). После ареста мужа она с детьми бежала на Кубу.
– Здесь нам поговорить не удастся, - сказал он.
– Вы могли бы найти время для меня?..
– Поговорить? О чем?
– На лбу у нее собрались морщинки.
– Оставьте это, господин Бернсдорф. Лучше нам не возобновлять знакомства.
– Но почему?
– Есть причины. Вон тот господин в кресле уже обратил на нас внимание. Когда вы выходите из отеля, он всегда идет за вами следом. Если он спросит, о чем мы с вами говорили, скажу, что вы интересовались руинами майя.
– Пожалуйста, как хотите, Лусия. В другом конце холла Бернсдорф подсел к Кремпу, который смотрел программу "Телевисьон Насьональ". На экране погасло изображение человека с толстой шеей, выпирающей из мундира.
– ...Перед вами выступал полковник Андроклес Матарассо, кандидат в президенты, заместитель министра внутренних дел.
– Послушайте, Бернсдорф, - сказал Кремп, - я думал о наших с вами отношениях. И вот что странно: только мы с вами понимаем друг друга. В нашей группе, конечно. А мы что делаем? Молчим.
– Почему? Вы достаточно разговорчивы.
– У Бернсдорфа вдруг пересохло горло, настроение его испортилось: он уже предчувствовал, о чем пойдет речь.
– Да, я не молчу! А вы? Сколько раз я уже спрашивал вас о ваших политических симпатиях? Чего вы сейчас хотите как художник, я вполне могу себе представить. Но не вы ли однажды сказали, что искусства вне политики так или иначе не бывает? Ладно, пусть не вы сказали это первым, знаю. Но как же все-таки насчет политики?