Неоконченный сценарий
Шрифт:
– С какой стати?
– Потому что вы впервые будете делать фильм, который скорее всего трудно будет продать.
Запершило в горле, что-то мешало высказать откровенно, о чем он сейчас думает: что этот фильм может изменить всю его дальнейшую жизнь, стать поворотным моментом в ней, кульминацией, как выражаются драматурги. Наконец-то его работа обретет смысл! Никогда прежде он не ощущал этого настолько отчетливо, как в эти секунды. Кто сумеет донести до зрителя живой образ революционера, тот сам действует как революционер. Может быть, все отпущенные ему годы он применит к тому, чтобы искупить ошибки лет прошедших... Нет, пока еще не поздно, после этого фильма он станет другим человеком! Но сейчас дело не в нем, дело в Кампано. Хуан Кампано! Сведения о нем на редкость разноречивы. Кто говорит, что ему двадцать с небольшим, а кто, будто он родился в 1940 году и, значит, ему тридцать три года, одни утверждают, будто он метис, другие, что он чистокровный белый, третьи, что в нем есть примесь азиатской крови. Кто говорит, что он был в отряде Че Гевары на Кубе, а кто, будто американские инструкторы школили его в своей зоне в Панаме и он дослужился до лейтенанта! Поди разберись...
Действительно ли Кампано совершил то, что ему приписывают? Какие смелые вылазки, какая предприимчивость!.. А сейчас в городе внешне царит спокойствие. Их погоня за легендарным мстителем напоминает погоню за привидением...
– Сеньор! Сеньор!
– официант что-то быстро говорил по-испански.
– Вас просят к телефону, - перевел Кремп.
Взяв трубку, Бернсдорф услышал, как женский голос торопливо проговорил:
– Больше ждать не надо, я не могу кое от кого избавиться. Прошу вас, не называйте сейчас меня по имени. Если хотите, встретимся после вечернего сеанса у кинотеатра "Лус".
– Хорошо, я буду.
И тут же трубку повесили, как и полагается в боевике.
Когда они вернулись в отель, в справочном бюро сидела та женщина, что и вчера. "Кого-то она мне мучительно напоминает", - подумал Бернсдорф. Лицо из прошлого, но из какого?
Фишеру настолько понравилось у Ридмюллера, что он не торопился уйти, пока не появился новый гость, молодой американец по фамилии Вилан. Красавец, по-спортивному подтянутый, с густыми, слегка вьющимися темными волосами и светло-голубыми глазами. Все на месте, даже ямочка на подбородке. Нет, слишком уж он красив, чтобы мириться с его присутствием. Ундина... Тем более что разговор пошел по-английски, а тут он не силен.
– Жаль, что вы нас покидаете, - сказал Ридмюллер.
– Мистер Вилан прекрасно знает страну, он шеф отдела информации американской миссии экономической помощи Гватемале. Их штаб в Сакапе, в самом центре бывшего повстанческого района.
– Приглашаю вас на выходные дни, - сказал Вилан.
– На машине всего полтора часа езды! Если вы решили сделать кино о Гватемале, вам обязательно стоит почаще выбираться из столицы. Я показал бы вам, как действует "План Пилото".
– "Пилото"?
– Так называется наша программа помощи, покончившая с терроризмом мирным путем.
Ридмюллер проводил их до ворот.
– А я был бы рад принять вас в субботу в Лаго-де-Атитлан, на моей "приморской" вилле, - говорил он, не сводя глаз с Ундины и обращаясь как бы к ней одной.
– Это ближе, чем Сакапа, и там нет такой удушающей жары.
– Очень любезно с вашей стороны, - сказал Фишер.
– Но тогда группе придется разделиться.
Бернсдорф сидел у Виолы Санчес, в кресле-качалке ее отца, который, по ее словам, в отъезде; прозвучало это так, будто ее родители эмигранты.
– За мной следят, - шепнула она Бернсдорфу при встрече у кинотеатра. Пойдемте быстрее ко мне. Я живу одна. Мои родители в Мексике.
После такого предложения он не заставил упрашивать себя дважды. Она сидела у стены под распятием и рассказывала все, что знала о Кампано. Родился он неподалеку отсюда. Дом сохранился, обветшавшее здание в стиле колониального барокко. Родители - врачи, в настоящий момент в эмиграции. Уже в школе Кампано, худенький мальчишка невысокого роста, отличался необузданным нравом, часто был агрессивен. Поступил в университет, участвовал в революционных выступлениях. Перед неминуемым арестом бежал на Кубу, потом вернулся. И наконец ушел в горы. Где он сейчас, никому не известно...
Он неожиданно разоткровенничался:
– У себя дома я хочу, например, бороться за человека вроде вашего Кампано. Показать, что значит быть революционером в стране, где стремление к социализму считается преступлением, а все люди левых убеждений - опасными элементами и негодяями! Вам нравится моя профессия? Согласен, интересы у нас многообразные, фантазия постоянно возбуждена, ты постоянно в движении; а что остается после заполненного заботами дня? Где смысл сделанного?
Бернсдорф заметил вдруг, что говорит совершенно серьезно, искренне. Такое в разговорах с женщинами случалось с ним редко, и он понял, почему сидит как пай-мальчик в кресле-качалке, а не пересядет к Виоле и не обнимет ее. Потому что между ними как-то сразу установились отношения взаимного доверия, а это дорогого стоит.
Когда зазвонил телефон, майор Понсе как раз просматривал годовой отчет уголовной полиции органам безопасности - третий вариант, составленный на сей раз им лично. Как всегда, он не мог нарадоваться на филигранность собственных формулировок. Кто проработал в государственном аппарате двадцать лет, знал, что от него требовалось: составить отчет короткий и подробный одновременно. Этот отчет удовлетворит полковника Матарассо.
К его удивлению, полковник ни словом о документе не упомянул, зато сразу набросился на него:
– Камило, это ты наложил арест на два ящика с киноаппаратурой немецких репортеров? Зачем? С какой целью?
– Они хотят раздуть историю насчет наших террористов, полковник. Кстати, они не репортеры, а просто киношники...
Почувствовав, что Матарассо не видит в этом никакой разницы, добавил:
– У них нет поддержки ни прессы, ни даже собственного посольства. Действуют на собственный страх и риск.
– Это ты так думаешь! Почему тогда мне пришлось отчитываться перед Толедо?
– Считает, наверное, что мы вмешиваемся в дела его ведомства.
– Нет, у немцев здесь есть высокие покровители! Они, между прочим, не из Восточной Германии.
– Полковник, я полностью отдаю себе в этом отчет.
– Значит, так, Камило, отдай им ящик! Или ты хочешь дать Толедо козыри против нас? А за немцами наблюдай сколько твоей душе угодно. Если у них действительно есть контакты с "левыми", это будет нам только на руку Толедо не отвертится и козыри будут у нас.
Понсе отдал необходимые распоряжения. Хитрый ход. При всей своей ограниченности Матарассо обладал нюхом ищейки. Ничего удивительного: кто выше сидит, у того обзор больше.