Неомаг

Дорогов Андрей

Максим пожал плечами.

– Может, все же расскажете, что там произошло - он показал пальцем на потолок.

– Произошло нападение, на квартиру гражданина Цикаридзе Ефима Модестовича, старшего преподавателя Медицинской академии. При нападении, так же пострадала, жена данного гражданина, Ольга Викторовна Федорова, и ее дочь Лидия Петровна Федорова.
– Надел на себя маску милицейского капитана, Крюков.

– Девочка сильно пострадала?
– нейтральным тоном спросил Максим.

– Значит, насколько сильно пострадали ее родители, Вас не интересует?

– Не очень.

– В том то, как раз и странность, девочка отделалась очень и очень легко, по сравнению с ее отчимом.

– А разве, Ефим Модестович, не ее отец?

– Нет, всего лишь отчим. Вы этого не знали?

– Нет, - Максим качнул головой.
– Легко, это как?

– Разорванное платье и пара синяков пониже спины.

– Мать?

– Небольшой ушиб головы, жить будет.

– Отчим, значит, не будет?

– Да нет будет. Подлечится и будет.
– Крюков, стоял к Максиму спиной, и глядел в открытое окно.

– Сильно его?

– Перелом ребер. Сломаны рука и нога, - начал перечислять он, - ушиб внутренних органов, многочисленные ушибы мягких тканей лица.

Его голос становился все тише, пока совсем не замолк.

– Перелом носа и нижней челюсти. Отбитый пах. Сотрясение мозга. Не смертельно, но крайне болезненно, видимо работал профессионал.
– Продолжил он, выдержав паузу.

Неожиданно резко, всем телом, повернувшись к Максиму, он произнес, - Покажите руки.

Максим, усмехнувшись, вытянул руки, - Вы думаете, это я его? Мотив?
– кожа на костяшках была, конечно, огрубевшей, но без ссадин. Максим, тоже был в некотором роде профессионалом.

– Да в том то и дело, что мотива у Вас нет, - Крюков поднял голову к потолку, - а алиби есть. Ведь так?

– На какое время, Вас интересует, мое алиби?

Их разговор напоминал, схватку опытных фехтовальщиков. Короткие, скупые передвижения. Легкие уколы, проверяющие защиту. Финты, призванные провалить противника, заманить его в ловушку. Пока капитан, выигрывал. Максим допустил несколько досадных промахов. Сказывалась спокойствие последних пяти лет.

– Где, Вы были между десятью и одиннадцатью вечера, Максим Александрович.

Максим тяжело поднялся. Пошарил в брошенном, около двери, пакете, вытащил чек - протянул. Опер взял, мельком глянул и сунул в карман.

– Так, Вы ни чего не слышали?

Максим хотел покачать головой - нет. Но тут же опомнился. Вот ведь, чуть не попался, свинец в голове мешал думать. Ему смертельно, захотелось выпить, он с тоской подумал о "Белуге" стоящей в холодильнике.

– Меня не было в квартире.

– Ах, да извините, - капитан, достал из кармана чек, начал изучать его.

Поднял голову к потолку.

– У, Вас тут звукоизоляция?

– Люблю, знаете, тишину.

– То-то я гляжу потолок странный какой-то. Хорошая?

– На барабанной установке можно играть, ни кто не услышит.

– Или во время секса, так кричать, что ни звука наружу не проникнет.

– Это, Вы, к чему?
– Максим вскинул брови, изображая удивление.

– Да так, - неопределенно ответил капитан.

– А, Вы, выпить хотите, товарищ капитан?
– Максим решительно направился к холодильнику.

– К чему этот вопрос, - капитан качнулся с носка на пятку.

– К тому, что я хочу выпить, а один не привык.

– Недавно, Вам это не помешало, - сделал выпад, опер.

– Тогда были особые обстоятельства, - парировал Максим.

– Какие, если не секрет?

Максим замер перед открытым холодильником. Молча повернулся к спрашивающему. Взглянул прямо в усталые серые, с льдинками на дне, глаза.

– Годовщина, со дня гибели семьи, - голос еле-еле, на самой грани, дрогнул.

– Извините, - опер кажется смутился, и первым отвел глаза. Дальше развивать тему он не стал.

– Так будете?
– он повернулся к холодильнику.

– Моя смена кончилась, так отчего не выпить с хорошим человеком?

Максим услышал, как скрипнуло кресло.

– Только у меня с закуской беда, сок томатный, пара сладких перцев и огурчики соленные, - он выставил на придвинутый к креслу журнальный столик, запотевшую бутылку, пару стопок, стаканы под сок и не хитрую закуску.

– Самое то, не есть собрались, - Крюков улыбался.

Улыбка у него была хорошая, открытая. Светлая, в общем, улыбка. Давно Максим не видел, что бы так по-хорошему улыбались. И улыбался он явно не представившемуся случаю выпить. Не похож был опер на любителя выпить.

Иван Петрович, ловко скрутил пробку, не глядя разлил, поровну разлил, между прочим. Они не чокаясь, лишь приподняв в знак уважения рюмки, выпили.

– Хороша, водочка, - опер звонко щелкнул, по бутылке.

Максим тем временем, сноровисто порезал перец, налил в высокие стаканы сок. Выложил из банки, маленькие, не больше мизинца, корнишоны, и разлил по второй. Не так ловко как, гость (именно гость, человек с которым разделил еду и питье для него становился гостем, с кем попало Максим не пил), но пришлось обоим ровно.

Выпили по второй. С хрустом закусили сладким болгарским перцем. Не чинясь, Крюков, плеснул по третей, - Да бы не нагрелась.

Очередная порция водки легко, вслед за своими товарками, скользнула в пищевод. Напряжение все это время державшее Максима, стало отпускать. И видимо не одного его, широкие плечи гости, немного расслабились. Они синхронно достали курево и с наслаждением закурили. Максим откинулся на спинку кресла, чувствуя, как гость сквозь полу прикрытые веки наблюдает за ним. Рано расслабляться, брат, рано. С Иваном, свет, Петровичем расслабляться нельзя, схарчит в два приема.