Неомифы
Шрифт:
Родители воспитывали сына в традициях устаревших, непочитаемых, а порой вызывавших негативную реакцию окружающих: злые пересуды за спиной, наглую трусливую клевету, прилюдные оскорбления и применение физической силы. Тем не менее, от идеалов высшей справедливости Сун не отступил – по крайней мере, внутренне.
Десятилетие парнишки совпало с реконструкцией XXIII сектора. Паков перебросили в менее захолустный, но более неблагополучный сектор XXXI–C. В тамошней школе главенствовал жестокий порядок директора-самодура и «дедов»-учеников. И если вторым обладавший хорошей, по андерским меркам, конституцией, изучивший по книгам боевые искусства Сун вполне мог дать отпор, то первые творили беззаконие, не получая противодействия. Спустя полгода справедливость восторжествовала своеобразным манером: директора школы насмерть забили стульями разъярённые ученики.
Когда Суну исполнилось семнадцать, он, возвращаясь с уроков домой андеграундскими переулками, носившими громкое название «улицы», увидел красивую китаянку. Сун вежливо поздоровался; девушка не смутилась, представилась Аи, они разговорились; назавтра увиделись вновь; через пару-тройку дней стали встречаться. Отношения влюблённых продолжались до андеграундского совершеннолетия Суна – восемнадцати лет, а потом родители корейца переехали в престижный VIII сектор, забрав с собой сына, ведь, пока не отыщут новую работу, должен же кто-то кормить семью. Средства на переезд собирались нелёгким трудом. Мать не покладая рук трудилась на заводе конструктором землероек – подземных, оснащённых буром мобилей; отец вкалывал шофёром там же и подрабатывал нелегальной перевозкой запчастей для транспорта.
Молодые люди недолгое время активно переписывались, перезванивались полдесятка раз, прежде чем полностью прекратили общение. Это объяснялось ещё и тем, что Сун, чтобы обеспечивать троих, пошёл служить в спецвойска – аналог расформированного уже десанта, куда его, военнообязанного с замечательной предварительной подготовкой, зачислили не раздумывая. Практически все заработанные средства Сун посылал родителям, которые в итоге так и не нашли работы в «пафосном секторе».
За два года, проведённых в армии, жизнь парня перевернулась: отказало больное сердце у отца, Аи вышла замуж за бывшего одноклассника Суна, завязались знакомства, изменились взгляды. Сун вырос в превосходного бойца и, выйдя из части, отправился защищать подземно-надземную границу.
Годы сменяли друг друга. Зарплата, выдаваемая, как и везде в Андеграунде, вещами и продуктами, выросла у корейца в разы. Престарелая мать больше не испытывала крайней нужды. Суна наградили медалью «За верность Отечеству!» и, сочтя, что он готов к переменам, перевели в соседний с VIII сектор – IX, чистый и обустроенный. Правда, перевели охранником.
В настоящем времени, но в другом месте
– …три… два… один. Старт!
– Поехали!
– «Поехали!»?! Ты где такого понабрался?
– Книжки читать надо, умник. И историю знать.
– Малакас-буквоед.
– Да пошёл ты!..
– Ох уж эти русские: что начальники, что подчинённые – одним миром мазаны.
– Не чіпай росіян, ти, тупий андер!
– Эй! Кто пустил сюда женщину?!
– Фи!
– Прыдуркі, блін… Шчасліва, камандзір!
– С богом, ребята.
В настоящем времени и в прежнем месте
– Я слушаю, – устав ждать, поторопил Джи.
Сун смотрел на своё состаренное подобие – невысокого военного, потомка жителей Объединённой Кореи, – не готовый поверить, что сейчас, прямо сейчас рука выхватит бластер, последует точный выстрел, в голове капитана появится ещё одна дырка, тот упадёт, абсолютно и безвозвратно мёртвый, а его самого, Суна… арестуют? Казнят на месте? Отправят в психбольницу к Мику? Да без разницы, ведь план будет осуществлён, а значит, пытка длиной в бесконечные годы прекратится. Только… как же сделать этот единственный точный выстрел?
– Я должен… – внезапно севшим голосом медленно произнёс Сун, – кое-что вам сообщить.
Если Джи и отметил странное поведение молодца, то виду не подал.
– От кого? – уточнил он.
– От, – Сун взглянул на стоявшего впритык Ратценбергера; майор, в свою очередь, скосил глаза на охранника, – сообщества жителей Земли.
Джи откликнулся невесело:
– Земли нет, сынок, как нет ни общества, ни сообщества. Наши обломки зовутся Андеграундом и Овеграундом.
Медлить дальше – подобно суициду. И Сун не возразил, не выкрикнул в гневе короткое «Нет!» – не проронил ни звука, – а молниеносным, отработанным движением выдернул из кобуры бластер и выстрелил.
Почти неслышный хлопок.
Ратценбергер, выпучив глаза, осел на пол.
Сун видел, что майор по-прежнему жив, и сделал ещё выстрел. Контрольный пробил череп в районе переносицы. Сун снова повернулся к Джи – тот не двигался с места, молчал, лицо его ничего не выражало.
– Я не хочу… но должен… – против своей воли проговорил молодой кореец: фразы сами по себе рвались с языка. – Должен… Выхода нет… другого выхода…
Пожилой человек кивнул.
– Я не буду останавливать тебя, – прозвучало бесстрастно. – И не вызову охрану, хотя мог бы, пока ты возился с Ратценбергером. Весьма непрофессионально с твоей стороны, между прочим.
– Ч-что?
– Зато я запер дверь, а она помимо прочего звуконепроницаема. Когда закончишь, нажми эту кнопку. – Джи не глядя ткнул пальцем в сторону панели управления, за которой сидел до того, как пришли майор с Суном. – И бог тебе в помощь, сынок.
– Не понимаю… – Сун был растерян. – Вы хотите, чтобы я вас убил?
– А есть иные варианты? Лучше проделать эту неприятную, как мне видится, для нас обоих процедуру по-быстрому и… м-м, разойтись.
– Я не сумасшедший, – зачем-то сказал охранник, довольно громко.
И опять кивок.
– Верю, – невозмутимо, до отстранённости. – Впрочем, как раз психов не поймёшь. А, пустое, пустое… Стреляй.
– Зачем вам это? – не решаясь смахнуть покатившиеся по вискам солёные капли, продолжал говорить Сун. – Чего вы добиваетесь?..
Джи недослушал, всплеснул руками.
– Ну давай, хватит медлить! – холодящее безразличие пропало – зазвучала ярость. Глаза Джи загорелись. – Знал бы ты, как мне всё осточертело! Прострели мою башку, и покончим с этим!
Сун вновь подумал о Земле – о космическом шаре, доме и родине, погубленных людьми вроде Джи. Ум давал чёткий ответ на вопрос «Кто виноват?», гоня прочь нерешительность и подталкивая совершить то, что назрело давным-давно. Но вот удивительно, Сун не мог коснуться сенсора и наконец решить ситуацию посредством лазерного луча, от обжигающей остроты которого не защищена голова человека, стоящего напротив, на расстоянии считанных метров.
Пальцы до боли сдавили рукоятку; держащая бластер рука задрожала.
Сун чувствовал – подспудно, необъяснимо, – что Джи о чём-то умалчивает. О чём-то важном.
– Я… хочу… знать… – выдавил охранник.
Джи ухмыльнулся.
– Ну, раз так… – Развернулся, направился в конец кабинета, на ходу махнул рукой. – За мной, солдат.
Они подошли к ничем не примечательной части стены, загороженной компьютерами. Джи поднял раскрытую ладонь; вероятно, сработал вмонтированный в стену считыватель; компьютеры отъехали назад и вбок, освобождая неширокий проход.