Неоновый убийца
Шрифт:
Заряженный кофе и той первобытной яростью, какая только и позволяет создать по-настоящему великое произведение искусства (спросите любого ниспровергателя основ, ставящего перед собой возвышенные цели), Гэри отправился прямиком к месту своего неонового богослужения.
По его разумению, придание формы стеклянным трубкам требовало такого же базового набора навыков, что и игра на саксе. Все частички твоего тела должны пребывать в полной гармонии, быть идеально синхронизированы. Обнаженный по пояс, с тонкой трубкой во рту, чтобы регулировать температуру, он убеждал стекло стать словами, воплощая бесплотные идеи в осязаемые образы. Острые языки пламени, выстреливающие из двух металлических горелок, почти что лизали пальцы, обдавали жаром руки, играющие с огнем в самом буквальном смысле этого слова. Да, опасно, но защитные перчатки полностью
Гэри осторожно подул в очередную секцию, чтобы сделать резкий изгиб для буквы S. В воздухе вихрем закружился белый дымок, и он немного повернул голову, чтобы случайно его не вдохнуть.
«О, как им всем хотелось вдохнуть! Сделать еще хотя бы один-единственный вдох!»
Джина – та журналистка – считала себя тонкой штучкой в окружении тупых провинциалов. И выглядела соответственно, со своей короткой элегантной прической, крутыми белыми сапожками, кожаной курточкой и лондонскими понтами. Глубина ее познаний Гэри действительно восхитила, пока он не выяснил, о чем думают эти насквозь испорченные маленькие мозги. Взять интервью у жены детектива – «в чисто человеческом ключе», как она это подала – было не самой лучшей мыслью. Хотелось бы думать, что полицейская процедура никогда такого не допустит, но в наши просвещенные времена, когда чуть ли не каждый норовит вывернуть душу наизнанку и выставить себя, любимого, на всеобщее обозрение, нельзя быть в чем-то уверенным до конца. Лучше перебдеть, чем потом рвать на себе волосы – Джина должна была уйти (это напомнило Гэри, что остается и еще один болтающийся конец, который надо поскорее оборвать). Ее убежденность в том, что он способен ее на что-то вывести, оказалась ему только на руку.
Гэри отнес стеклянную загогулину обратно к столу с разложенными на нем эскизами, приложил к шаблону, чтобы отметить точку следующего изгиба. Аромат дымка от обуглившейся бумаги и подпаленного дерева наполнил мастерскую. Он любил этот запах.
Еще одна строго отмеренная порция воздуха в трубку, чтобы та не сплющилась в месте изгиба – тише едешь, дальше будешь, – и процесс повторился, снова и снова. Малейшая ошибка, и почти готовую секцию можно выбрасывать на помойку.
Мысли опять вернулись к Джине: он раскрыл свою истинную сущность только тогда, когда добился, чтобы она стала такой, какой он хотел, – перепуганной и податливой, словно раскаленное стекло. Но где-то в глубине души Джина по-прежнему верила, что достаточно хитра, все еще думала, что сумеет его напарить. Прямо в самом начале завершающей стадии игры, когда попыталась обмануть Гэри, захрипев, обмякнув и притворившись мертвой. Но она его недооценила. Его всегда все недооценивали. По каплям выдавливая из нее жизнь, он объяснил, что знает, с точностью до секунды, как надвигается смерть от удушья, что у каждой стадии свой темп, что у смерти есть свой ритм и что он чувствует этот ритм всем своим сердцем.
Откуда-то из глубины груди разлилась волна приятного возбуждения. Если кого и давить себе в кайф, то как раз таких, как Джина. Такого вот типа женщин. Вообще-то говоря, практически того же, что и Наоми, его дражайшая супруга.
15
Джексон проснулся поздно, полностью одетый, на кровати в гостевой комнате. Он жутко промерз. Не сразу сообразил, где он, а когда сообразил, то события вчерашнего вечера волной нахлынули на него. Господи, неужели он и впрямь попросил о помощи наемного убийцу? Неужели опустился до такого? Впрочем, с некоторых пор примерно только такие чувства и накатывали на Джексона при пробуждении – один набор пугающих воспоминаний просто сменился другим. Можно ли упрятать их так глубоко, чтобы они постепенно увяли, сгнили и умерли? Джексон помотал головой.
Он спустился вниз, включил отопление и направился прямиком к комоду, в который засунул пистолет Айрис. «Глок» – очень популярная машинка у полицейского спецподразделения. Интересно, подумал Джексон, как такое оружие попало
Взгляд в зеркало подтвердил, что он не брился как минимум сутки. Полли в таких случаях всегда восхищалась его щетиной, говорила, что это придает ему колючий и опасный вид. Джексон печально улыбнулся.
«Господи, как мне тебя не хватает!» – пробормотал он.
Опять накатило невероятное чувство опустошенности, грозящее окончательно лишить почвы под ногами. Борясь с ним, Мэтт повторял себе, что если существует загробная жизнь, то вскоре они опять увидятся. Не станет ли его конец на самом деле началом? Почему-то он так не думал. Смерть была единственной непреложной вещью, на которую Джексон мог уверенно положиться, и он цеплялся за нее, словно потерпевший кораблекрушение за обломки посреди холодного бурного моря.
Большинство его одежды осталось в городской квартире, но в свое время Мэтт припас здесь запасной гардероб: джинсы, пару рубашек, темно-синий свитер, носки и трусы. Он быстро оделся, натянул пару перчаток и взял со стола книгу про Лас-Вегас, чтобы осмотреть ее более основательно.
Буквы дарственной надписи были одинаковые, аккуратные и расположены как по линейке. Не имел ли Неон какое-то отношение к искусству? Не занимался ли каким-нибудь художественным промыслом? А может, работал в полиграфической индустрии? Сейчас там, правда, все оцифровано и компьютеризировано, но все-таки остались еще люди старой закалки, по-прежнему умеющие красиво писать от руки. Джексон надеялся, что Неон как раз из таких. Многие серийные убийцы записывают подробности своих деяний, чтобы дать себе дополнительный стимул и продлить кайф, испытанный в ходе убийств. На судебном процессе подобный дневник – это практически готовый приговор. На мысли Джексона набежала черная тень. Если все сложится так, как он задумал, дело Неона никогда не дойдет до суда.
Мэтт быстро пролистал книгу до середины. Целый раздел со множеством цветных фотографий был посвящен взлету и падению оркестров, работающих в многочисленных лас-вегасских казино. В самом начале главы сообщалось, что одно время здесь трудились на полной ставке буквально сотни певцов и музыкантов. Когда казино, которыми некогда владела мафия, стали легализовываться и переходить в другие руки, новые хозяева, более вдумчиво считающие деньги, сочли более выгодной альтернативой «консервированную музыку» [20] , и очень многие музыканты остались без работы. Этой участи не избежали и самые лучшие из них, доходило даже до забастовок. Но особого проку это не принесло – ряды ресторанных оркестрантов все равно заметно проредились.
20
Расхожее название музыки, проигрываемой в записи, не вживую.
Все это было весьма любопытно, но не дало ему никаких ответов. Пока, через несколько страниц, глаза Джексона не упали на заголовок, заставивший его на секунду застыть. Оказывается, помимо прочих музеев и выставочных галерей, в Лас-Вегасе имелся еще и Музей неона, в котором на участке в два с половиной акра были собраны исторические, а также обладающие художественной и культурной ценностью неоновые вывески всевозможных предприятий. Не стало ли это вдохновением для убийственных шалостей Неона? Но зачем выставлять свою признательность напоказ? Книга презентована ему в насмешку или это некий ключ? Как бы там ни было, уже и без того внушительное самомнение Неона выросло до просто-таки великанских пропорций. Джексон подумал, нельзя ли как-то обернуть это в свою пользу.
Вытащив мобильник, он набрал Мика Карнса.
– Привет, Мик.
– Ну как ты, Мэтт?
«Ну и как ответишь на такой вопрос?» – подумал Джексон.
– Нормально. Можешь говорить?
– Повиси на трубочке.
Джексон представил, как Мик встает из-за своего письменного стола в Ллойд-хаусе, небрежно кивает коллегам и направляется в сторону недавно отремонтированных и сверкающих хромом и фаянсом «удобств».
– Опа, так-то лучше.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.