Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь
Шрифт:
На некоторое время оба замолчали. И, наконец, не стало в этой тишине повисшей тяжести. Стася ела конфеты, а Аравин старался не терзать ее слишком пристальным взглядом.
– Останешься? – спросил он чуть позже. Вытянув для упора ноги и упираясь поясницей в столешницу, обнимал Стасю со спины. Девушка расслабленно полулежала в его объятиях. Частое дыхание выдавало ее волнение. Но он не желал ее отпускать. Добивался того, чтобы привыкала к нему. – Хочу с тобой спать.
Ягодицы девушки напротив его твердой плоти напряглись, и Егор непроизвольно засмеялся.
– Просто спать, Сладкая, – шепнул, поглаживая руками ее предплечья. – Ты не должна меня бояться.
– Я и не боюсь, – смущенно выдавила Стася. Смех Аравина задел новые струны в ее душе. Отозвался приятными волнами где-то в глубине грудной клетки. – Я только предупрежу бабу Шуру. Думаю, она не станет возражать.
– Я сам позвоню.
Стася лишь кивнула и, повернув голову на бок, позволила Егору оставить на своих губах легкий поцелуй.
Перед приездом Аравина у нее состоялся тяжелый разговор с бабой Шурой.
– Я долго думала, как начать разговор. Что сказать тебе? Что нужно… Что не нужно… – начала издалека Аравина.
Ее голос был резким из-за явно переполнявшего ее волнения. И Стася нервно сцепила руки на коленях, готовясь к неприятному разговору.
Темно-карие глаза бабы Шуры застыли на девушке долгим проницательным взглядом.
– Я видела вас с Егором.
Резкий вздох сорвался со Стасиных губ. Сердце тревожно застучало. Но у нее не было ни малейшего желания играть в игры и притворяться, будто она не поняла, о чем речь.
– И?
– Стаська… – голос железной бабушки дрогнул. – Я не стану указывать, что тебе делать. Просто знай, я переживаю. И я хочу, чтобы ты думала головой. Я призываю тебя к этому. Егор – тяжелый человек. Замкнутый и хладнокровный. Мне хочется верить, что ты отыщешь в нем какую-то теплоту. Что ты исправишь его. Но я не могу не волноваться о тебе. Думай, прежде всего, о своем сердце. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, ба. Понимаю… – подняла взгляд на бабу Шуру. – Я люблю его, – твердо сказала. Уверенно. – Со мной он другой. И он никогда меня не обидит.
– Не обидит. Я знаю. Но эти чувства будут сложными для вас обоих. А ты еще такая молодая. Хватит ли у тебя сил? Знаешь, бывает так, что первая любовь оставляет незаживающие раны.
– Бывает так, что первая любовь остается самой последней.
– Ох, Стася…
Пока пили чай, успели обсудить несколько маловажных событий. Это являлось необходимостью, чтобы воздерживаться от безумных поцелуев и ласк.
– Самый лучший боксер за всю историю бокса? – в очередной раз резко сменила тему Стася.
– Мы, что, собираемся кроссворд решать?
– Нет. Просто сравним наши взгляды на мир бокса.
Отпив чай, Аравин нахмурился. Прижал теплую кружку к подбородку.
– У меня нет однозначного ответа. Али, Рэй, Луис… Каждый в чем-то был лучше другого.
Губы Стаси разомкнулись, но она не успела ничего сказать. Черный смартфон Аравина коротко прогудел. Она остановилась, но Егор отпихнул телефон в сторону, демонстрируя нежелание просматривать сообщение.
– А как же Тайсон? – нашлась со словами Стася. – Ведь он стал самым молодым чемпионом. Ему не было и двадцати лет. К тому же, он прославился тем, что нокаутировал своих противников в первом же раунде.
– Знаешь, кто-то когда-то сказал золотые слова: «Важно не то, как ты ударишь. Важно, как держишь удар». Тайсон психологически был сломлен. Он натворил много дерьма в своей жизни.
– Ты из-за уха так считаешь14?– возмутилась девушка.
– Не только. Это глубже.
Он знал, о чем говорит. Только он не хотел ничего доказывать. Не спорить же ему со Стасей из-за какого-то Тайсона. К тому же, озвучивание некоторых вещей подразумевало слишком много личного. То, что он никогда не вытягивал наружу. Уродство своей жизни. То, что должно было сохраняться на низах его сознания. На нулевом уровне. Он ведь всегда оставался темным инсайдером15. Несправедливо теперь выливать на Стасю всю ту грязь, что в нем скопилась.
– И все равно я буду любить Тайсона, – сопротивлялась девушка с полной серьезностью. – У него сложная судьба. Знаешь…
Егору не нравился этот разговор. Хотелось закончить его как можно быстрее.
Стася забавно пропищала, когда он стянул ее с соседнего стула. Легко приподняв, усадил боком поверх своих бедер. Подождал, пока она повернула к нему лицо и посмотрела прямо в глаза.
– Я не разрешаю, Сладкая. С этого дня ты можешь любить только меня.
Сказал и сам застыл. Они прошли стадию отрицания еще до его отъезда. Но неужели так быстро дошли до принятия?
Сладкова удивила его своим молчанием. Он не дурак, но, все же, думал, что она выскажет свое извечное «люблю». А она молчала. Только глазами говорила очень многое. Любила. Конечно, любила. Этого нельзя не почувствовать. Но что-то сковывало ее в невидимые рамки.
Телефон снова загудел, и она отвела взгляд, так ничего и не сказав.
Его сердце заболело. За нее. За себя. Он ничего не понимал.
Господи, неужели недостаточно просто любить человека? Зачем постоянно культивировать душу разношерстными ощущениями. Да такими сильными, что каждый раз дух перехватывает. То от наслаждения, то от боли.
Подняв руку, Стася невесомо коснулась каждой ссадины на его лице. Кончики ее пальцев остановились на грубых стежках шва над его левой бровью.
– Больно? – спросила мягким шепотом.
– Нет, – его голос звучал сипло, потому что было что-то глубокое в этом моменте. – Давно привык.
Посредством обычного диалога, Стася умудрялась копаться на самом дне его сознания. Задавала простые вопросы, но смотрела с подтекстом. Заглядывала глубоко в душу. И у Аравина создавалось впечатление, что они обсуждали что-то, поистине личное.