Неосторожный шаг
Шрифт:
— Филипп…
— Итак, мы едем, чтобы поговорить, действительно поговорить. Ты откроешь свой маленький ящик Пандоры и расскажешь мне еще раз подробно о своих страхах, своей боли, о своем чувстве унижения, о всех своих горестях и печалях… Я хочу этого, хочу, чтобы ты выложила все начистоту, чтобы я имел возможность во всем разобраться, и это исцелит тебя. Я не такой, как Джон. Тебе пришлось бы объехать весь мир, чтобы вновь отыскать подобную мразь, но я не умею читать мысли и не смогу помочь тебе, пока не выслушаю твою исповедь.
— Я не хочу помощи. — Ее глаза застилали
— А я хочу. — Его голос сделался грубым и хриплым. — Я хочу помочь тебе, поскольку мне невыносима мысль, что ты уйдешь из моей жизни. Я нашел тебя не для того, чтобы терять. Но если это случится, то знай, что жизнь без тебя будет для меня мучением. Я люблю тебя, Элизабет, я нуждаюсь в тебе. И если ты утверждаешь, что любишь меня тоже, меньшее чз того, что ты можешь сделать, это поговорить со мной.
— А если это ничего не изменит? — спросила она печально. — Если я все еще не чувствую, что могу доверять тебе, выйти замуж за тебя? Что тогда?
— Ты сможешь. — Он смотрел на нее глазами, полными любви, и его красивое лицо было совершенно серьезным. — Я не могу поверить, что мы встретились и многое уже преодолели вместе только для того, чтобы разойтись вновь, когда счастье уже близко. Я не хочу верить этому!
— Филипп…
— Не надо больше слов! Сейчас не надо! Мы найдем нашу хижину, поужинаем и ляжем спать. Завтра будет новый день.
И на следующий день, когда она проснулась в уютном домике под красной крышей и вышла на деревянный балкон, с которого открывался вид на мерцающие воды горного озера, и ничто не нарушало вековую тишину этого места, кроме колокольчиков пасущегося вдали стада, она вспомнила его слова. Новый день наступил, но есть ли у нее смелость для той исповеди, которую ожидает Филипп?
И вот наступило то время, когда волшебным образом соединились горечь прошлого и радость настоящего. Время долгих прогулок рука об руку через луга, покрытые густым ковром полевых цветов, купания в уединенном озере долгими и жаркими летними днями, катания на лошадях по узким горным тропам.
Этих лошадей они арендовали в маленьком селении неподалеку и там же доставали себе пищу. А вечера они проводили обычно на веранде, наслаждаясь вечерней прохладой и созерцая, как темнеет небо и синие сумерки опускаются на окружающие горы.
И через все это Филипп вел ее к своему пониманию действительности. Кроме ласковых рукопожатий и сдержанных поцелуев, он не позволял себе ничего, хотя Элизабет с каждым днем все больше и больше желала оказаться в его страстных объятиях.
Любовь к этому гордому и сильному человеку, который перевернул ее привычный мир, становилась все сильнее. И медленно, очень медленно она пришла к тому, чтобы открыть ему свою душу и поведать то, что ее тяготило.
Это было болезненно, мучительно для обоих, но… это помогало. И больше, чем она могла бы мечтать.
И все же дистанция между ними сохранялась. Она уже давно перестала беспокоиться о своей работе и не пыталась спрашивать, что передала для нее Джулия в том последнем телефонном разговоре. Казалось, что все это находится в другом мире, в другой Вселенной. Но все-таки, все-таки она не могла сказать те слова, которые Филипп так хотел услышать из ее уст.
Что-то мешало ей сделать этот последний шаг. И когда первая неделя их уединения подошла к концу, она убедилась, что в ее сомнениях и неуверенности виноват тот страх перед коварством судьбы, который Джон своей подлостью заложил в ее подсознание.
— Ну что, тебе тут нравится? — лениво проговорил Филипп, щурясь от солнечного света.
— Угу. — Она улыбнулась ему в ответ, и эта улыбка очень шла к ее загорелому лицу, обрамленному облаком золотистых, разметавшихся от ветра волос. Они решили попробовать отыскать одну особенно красивую долину, до которой, как помнил Филипп, можно было добраться только на лошадях. Теперь, когда лошади осторожно ступали по горной тропе, проходившей между двумя глубокими провалами, она думала о том, как долго еще сможет пробить с Филиппом.
Она любила его и хотела сделать его счастливым. И в то же время опять решиться выйти замуж, даже за такого незаурядного и обожающего ее человека, как Филипп, казалось ей чем-то опасным, влекущим за собой непредсказуемые последствия. Постоянное раздвоение сознания совершенно измучило ее.
И как раз тут все это случилось. Они ехали, с наслаждением вдыхая чистый воздух, напоенный бесчисленными ароматами лета, любуясь ярко-голубым небом над головой. Спокойные лошадки медленно продвигались вперед. И в этот момент маленькая змея, извиваясь, проскользнула перед ними, пересекая тропу. Лошади буквально взбесились. Элизабет почувствовала, что не может удержаться на своей лошади, которая с неистовым ржанием поднялась на дыбы. Она сделала отчаянную попытку ухватиться за гриву, но у нее ничего не вышло. Элизабет упала на землю и покатилась к обрыву, который почти отвесно уходил вниз на сотни футов.
Каким-то образом она смогла ухватиться за маленький колючий куст, который находился в нескольких футах от дороги у самого края пропасти, и, хотя острые колючки впились ей в ладони, она держалась изо всех сил и звала Филиппа на помощь.
— Элизабет! — Его голова появилась над верхним краем уступа. Он на мгновение закрыл глаза, ужаснувшись тому, что обнаружил. Она висела над бездной, вцепившись в куст, который был единственным на всем обозримом пространстве и выжил на гранитной скале каким-то чудом. — Слава Богу! Не шевелись. Я иду.
— Ты не сможешь спуститься здесь. Ты упадешь. Ты погибнешь, — всхлипывала она от страха.
— Я спускаюсь. Подожди немного. — Его голова исчезла, и через несколько секунд сверху стали падать мелкие камешки и пыль, осыпавшиеся из-под его ног. Он спускался медленно и осторожно, используя в качестве опоры незначительные углубления в поверхности скалы.
— Вернись, Филипп, пожалуйста вернись. Мы погибнем оба. Ты должен сходить за помощью…
— Ты долго не продержишься. — Она знала это, но мысль о том, что он может погибнуть тоже, была невыносима. — Сохраняй спокойствие и делай только то, что я скажу, — приказал он, демонстрируя непостижимое хладнокровие.