Неотразимое чудовище (сборник)
Шрифт:
А может быть, мне расскажут, чего боится Валерия Ракитина, или…
Я грустно вздохнула. Этот вариант тоже был реальным, и, вероятно, куда реальнее всех остальных!
То есть что мне не расскажут ни-че-го!
Но попытаться-то надо? Так что я направилась прямо туда, сама еще не ведая, что в тот момент, когда меня посетило это решение, я вступила на путь, ведущий к разгадке.
Глава 11
Они жили на восьмом этаже, и мне пришлось воспользоваться лифтом.
Итак, я поднялась, позвонила в дверь и стала ждать. Раздались шаги, достаточно быстрые и легкие для особ преклонного возраста, а потом меня очень долго изучали в дверной глазок. Наконец, решив, что я вряд ли представляю опасность для окружающих, дверь открыли, и передо мной возникла высокая женщина лет пятидесяти с гаком. Спина у нее была такая прямая, что я тут же осознала собственную сутулость. Голову, украшенную высокой прической, именуемой в народе «банкой», она держала гордо и царственно, как истинная королева. Взгляд был спокойным и прямым и все-таки не лишенным надменности, что, безусловно, играло против нее.
— Добрый день, — приветливо и обаятельно «чизнула» я.
— Здравствуйте, — с легким оттенком удивления протянула она, рассматривая меня с легким недоумением. — Вам кого?
— Меня зовут Александра Данич, — представилась я. — Я от Алексея Ванцова… Его помощник. Хотелось бы уточнить кое-какие детали…
Я не сомневалась, что она немедленно начнет звонить Лешке, и знала, что он меня не выдаст.
Но, как это ни странно, она мне поверила. И даже не стала спрашивать у меня «ксиву». С неожиданной для меня доверчивостью, которую я охарактеризовала бы как «равнодушную», она шире распахнула дверь и с легким вздохом изрекла:
— Проходите…
— Спасибо, — поблагодарила я ее, проходя внутрь квартиры.
Она вошла следом и опять же царственным жестом указала мне на стул.
— Присаживайтесь, Александра… Простите, я привыкла называть людей по имени-отчеству. — Сергеевна, — тут же подсказала я.
— Спасибо. Меня зовут Мария Валерьевна. Но, впрочем, вы это, наверное, и без меня знаете?
Я кивнула.
— Так что за детали вас интересуют?
— Ваши дочери, — сказала я.
— У меня осталась одна дочь, — совершенно спокойно сообщила «гранд-дама». — Вас интересует именно она?
— Нет, — покачала я головой. — Как раз куда больше мне хотелось бы узнать о Елизавете.
— А я и говорю о Елизавете, — мягко улыбнулась женщина. — Видите ли, Александра Сергеевна, к Валерии я уже пять лет не могу относиться как к своей дочери. Поэтому я и подразумевала Лизу. Хотя, должна признаться, и она начала меня последнее время расстраивать…
Она тяжело вздохнула.
— Да и не только меня. Знаете, Александра Сергеевна… Впрочем, о чем это я? Ах да… Лиза. Что вас интересует?
— Говорят, что последние дни Лиза очень изменилась, — бросилась я «в омут головой». — Вы были близки с ней?
— Конечно, — кивнула она. — Моя девочка была со мной всегда откровенна. Как же иначе?
— Тогда, может быть, она называла вам причину, по которой она так переменилась?
— Да она же не переменилась нисколько! — мягко сказала Мария Валерьевна. — Лизонька была такой же, как обычно, смею вас заверить! Это все бредовые фантазии господина Донатовского, не так ли? Ах, этот Донатовский! Мне кажется, если бы он был скромнее, ничего с Лизой не случилось бы!
— Но он тут при чем? — удивилась я.
— А эти выходы на сцену в неглиже? — презрительно фыркнула она. — Детка, вы всерьез думаете, что это было так необходимо для юной особы? Тем более что у Лизы был такой представительный жених…
— Жених? — подскочила я.
— Ну, да… Александр Иванович Мальчевский. Как, вы ничего о нем не знали? Как же так? Разве я не упоминала о нем? Да быть того не может! Очень интересный человек, замечательный… Ай, как плохо работает у нас прокуратура! Да и как ей работать хорошо, если там работают такие молоденькие девицы?
Последнее замечание я мужественно пропустила мимо ушей.
— Вы… не подскажете мне, как его найти?
— Да, конечно, — кивнула она. — Хотя я не могу понять, зачем он вам. Он совершенно непричастен к случившейся трагедии, уж поверьте мне! Он ведь человек занятой, беспокоить его, право, не стоит. Но так и быть, дам вам его координаты… Хотя пообещайте мне, что не будете чрезмерно настойчивой!
По ее взгляду было нетрудно догадаться, что Мария Валерьевна ужасно не любит, когда ей перечат.
И я не стала, хотя, как вы знаете, больше всего на свете люблю именно «перечить» таким, как она, дамам…
— Какая ссора?
Мария Валерьевна при моем вопросе о том происшествии еще больше выпрямила спину, и ее глаза округлились, став похожими на совиные.
Если к этому прибавить еще ее длинноватый нос, который слегка загибался книзу, сходство получалось идеальное.
— Понимаете, Рита…
— Ах, ну понятно! — качнула она своей «банкой». — Это всего лишь Маргаритины измышления! Если бы вы знали нашу семью, вы бы поняли, как заблуждается эта девочка! У нас, дорогая, в семье существует неписаный закон — никогда, даже в минуты праведного гнева, мы не повышаем голос! О какой же тогда ссоре может быть речь?
— Ссоры иногда… — начала я и осеклась.
Спорить с Марией Валерьевной было так же бессмысленно, как пытаться расшевелить статую. Она просто не хотела знать моего мнения, всем своим видом показывая, что мои попытки обречены на провал.
Так что замечание о том, что нередко ссоры происходят без повышения тона, я проглотила. Если я начну, не приведи господи, опровергать незыблемые традиции, в которых якобы существовала эта женщина, я ничего хорошего не добьюсь!
— Хорошо, — кивнула я с неожиданной для себя готовностью. — Пусть это была не ссора… Может быть, кто-то, сам того не подозревая, обидел Елизавету? Ведь должно было произойти нечто, отчего она вдруг за один вечер из веселой и жизнерадостной девушки превратилась в существо с потухшими глазами!