Неотразимое чудовище
Шрифт:
Мы шли по узкому коридору, пробуждающему в моем воображении картины средневековья. Причем лишенного романтической лакировки, действительно мрачного, действительно инквизиторского, действительно — ужасающего.
Меня так и подмывало поинтересоваться у нашего провожатого, не воображает ли он себя «паранормальным» воплощением Савонаролы.
Наконец мы оказались в небольшом зале, стены которого были окрашены в любимый режиссером красный цвет. Портьеры на окнах ужасали чернотой мрачнее ночи. Сама сцена располагалась посередине и была отделена от зрителя лишь невысоким бортиком.
— Ну,
Пройдя в центр сцены, он застыл, заложив руки за лацканы пиджака и слегка наклонившись вперед, отчего его фигура тут же приобрела фарсовое сходство с памятником вождю пролетариата.
Может, отсюда у него и такая незыблемая страсть к красному?
Оглянувшись на Пенса, я обнаружила, что мой невозмутимый Сереженька с трудом сдерживает смех.
Интересно, надо будет потом узнать, что его так рассмешило. Меня все это напрягает, ужасает и отвращает, а Пенс собирается «закатиться, как шарик в уголок»!
Все-таки мужская психология — величайшая загадка для моего слаборазвитого ума!
— Итак, Лиза. Да, действительно, последнее время с ней трудно было работать. Она все воспринимала слишком… Я бы сказал: близко к сердцу. Правда, за счет этого иногда выигрывал образ, но не всегда. Поймите, например, что в случае с Ниной в начале спектакля горечь во взгляде неуместна. Я постоянно пытался вернуть ее к жизни. Но…
Он круто развернулся на высоких каблуках, — кстати, ненавижу я у мужчин маленького роста эти каблуки! Какая-то трусливая расписка в собственной неполноценности! Мне кажется, даже свои физические изъяны надо воспринимать и преподносить с чувством собственного достоинства.
— Но бороться с Лизиным сплином у меня не хватало времени. Честно говоря, я считаю, что отнесся к этому чересчур всерьез. Похоже, ее просто мучил незатейливо-незадачливый роман. Тем паче что в один прекрасный день я увидел ее в обществе весьма импозантного мужчины… Тут недалеко есть маленькое кафе, которое любят посещать актеры. Именно там я их как-то раз и застал. Похоже, они разговаривали о чем-то неприятном для Лизы, потому что она сидела мрачная и не смотрела на него. Проще говоря, наша Елизавета Андреевна «ковыряла взглядом стол» и явно была расположена к истерике. Я сел поодаль, поскольку не видел особого смысла в своем присутствии при беседе. Говорили они так тихо, что, ей-богу, сообщить вам, о чем шла речь, я бы не смог, даже если бы у меня вдруг и появилось бы такое странное желание. А вот чем закончилась это рандеву, я могу описать.
Он задумался и вдруг протянул руку к Рите.
— Сигарету, пожалуйста!
Рита, к моему удивлению, тут же протянула ему сигарету.
Первой моей мыслью было, что Донатовский так разволновался, что непременно захотел закурить. Собственно, так оно и было — он чиркнул спичкой, затянулся, но тут же потушил сигарету.
Я вдруг осознала, что в этот момент его рука с толстыми пальцами, описавшая полукруг, выглядит почти как женская с длинными и нежными пальчиками.
Как это у него получилось — не понимаю! Но я даже глазами захлопала, чтобы вернуться в реальность — потому что это показалось мне просто магией — как выразилась бы моя мамочка, «морок, да и только!»…
Действо тем временем продолжалось. На губах Донатовского появилась легкая полуулыбка с оттенком горечи, и он отвернулся в сторону, досадливо поморщившись.
Потом он посмотрел на невидимого собеседника с ненавистью, легко хлопнул ресницами, тоже как-то идеально по-женски, и сказал:
— Значит, мне не на что рассчитывать?
После этого он швырнул окурок и прошептал:
— Будьте вы прокляты!
Я сидела, оглоушенная, так как только что видела Лизу, и никаких сомнений в этом у меня не возникло.
Донатовский же, как заправский медиум, уже наблюдал за моей реакцией с легкой насмешкой.
— После чего она ушла, как блоковская Незнакомка. Загадочно дыша духами и туманами и все такое… Меня она не соизволила даже заметить, будто меня не было в том пространстве, которое они занимали. Я даже почувствовал себя стариком Мерлином, провалившимся в четвертое измерение. Да к тому же я был чертовски занят ее кавалером, поскольку мне он показался весьма достойным внимания.
— Почему? — спросила я.
— А мой Тригорин… Я же должен с кого-то списывать жесты, взгляды, улыбки. Он крайне соответствовал, на мой взгляд, образу. Я даже пожалел, что отсутствует Федька, которому надо все это намотать на ус. Этот балбес чертовски красив, не спорю, но лоска ему не хватает. Вместо аристократа всегда появляется нувориш, не более… Так что я чуть не вскрикнул от обиды, что Федьки нет, дабы я показал бы ему, как надо вести себя настоящему джентльмену, а не разбогатевшему выходцу из трущоб… Кстати, Саша, знаете, как тот же Чехов характеризовал наших купцов? Дай бог памяти… Ах, вот. «Все они только случайно разбогатевшие обитатели трущоб». Впрочем, за точность цитаты не ручаюсь. Так и мой Федор примерно таков… Ну, ладно. Я отвлекся. Личность этого мужчины была столь примечательна, что я, затаив дыхание, боялся спугнуть момент. Он был настолько аристократичен, что это сквозило в жестах, и в обертонах голоса, и в улыбке. Сколько я мог его наблюдать? Одно мгновение, не больше… Я был обязан это мгновение ухватить! Посему я впился взглядом в этого типа. Он, к сожалению, отреагировал неадекватно на мой интерес. Злобно зыркнул на меня глазами и вышел вон, что-то ворча себе под нос, тут же разрушив первое впечатление, как если бы Венера Милосская вдруг грязно выругалась и сплюнула сквозь зубы, мгновенно превратясь в рыбную торговку. Так что войти вглубь я не успел.
— Как это вглубь?
— Де-точ-ка, я же вам сказал, мы люди паранормальные. Я говорю о нашем умении входить в «малый круг»… Впрочем, о чем это я? Вы же никогда не сталкивались с учением Константина Сергеевича! Малый круг — это «внутреннее я» героя. Знаете, что это развивает? При желании по-настоящему талантливый человек может легко войти в глубь интересующей его личности. Такой телепатический экскурс, когда есть возможность уловить внутреннее «дао» человека.
— Какая жалость, что вы не успели этого сделать! — искренне воскликнула я.
— Да мне хватило и его внешности, — махнул он рукой. — Мне даже думается, что он был внешне воплощенным. То есть внутри он был точно таким же, как внешне. «Лондонский денди», у которого все разложено по полочкам, и он так утомился от этого занятия, что ему смертельно хочется спать. То есть я неправильно выразился. Ему хочется заснуть «смертельным сном». Так лучше и вернее…
Ого! Я начинала смотреть на Донатовского с интересом.
Судя по всему, этот человек мог дать мне куда больше, чем я на то рассчитывала!