Неотвратимость
Шрифт:
Похоже, осужденный плохо спал в эту ночь — лицо бледнее обычного, веки красные. И следователь начал допрос нарочито безразличным, как бы утомленным голосом.
— Садитесь. Можете курить. Вы что, не выспались?
— Дежурил в отряде.
Сидел согнувшись, как и вчера. Крутил кепку. Загаев молча заполнил первую страницу протокола: фамилия, имя и так далее. Зевнул, сказал устало:
— Мне тоже не спалось. Вечером ехать в Харьков, Саманюка допрашивать. Слушай, а как же получилось все-таки, что вы с Зиновием попали тогда в вытрезвитель,
— Пил. Он крепкий, дьявол. Нас уговаривал, когда мы по пьянке выступали. А как ихняя машина подскочила, откололся в сторонку, смылся.
— Вот видишь, нельзя тебе пить.
Осужденный согласно кивнул. Загаев спросил, погодя:
— Сейф-то кто взламывал?
— Мишка.
— А стекло в окне?
— Стекло я.
— Как же вам бензину-то до Малинихи и обратно хватило?
— Мишка накануне у какого-то шофера раздобыл канистру. Совсем немножко не хватило. В гараж доехали бы, «газик» поставили — и все глухо. Да сторож, черт…
— Да-а, не повезло вам. Но погоди, все это записать в протокол надо.
Габдрахманов поднял бледное лицо.
— Скидка-то мне будет? За признание?
— Суд учтет.
— Ну… пиши.
Через час Загаев отпустил Габдрахманова в отряд и позвонил в районную прокуратуру:
— Да, это я, следователь Загаев. Нужна машина для выезда в Малиниху. Да, проведем следственный эксперимент, чтобы проверить и подтвердить показания…
8
— Заходи, Бевза, садись. — Майор Авраменко с некоторой завистью посмотрел на загорелого шофера. — Как выходной день, удался? Где рыбачил? Много поймал?
— Не дюже, товарищ майор. Ходил, ходил по берегу, место доброе искал, тай не нашел. Рыбаков на Карлу-шино озеро богато понаехало, а клева ну нема, як в пожарной бочке! Так что вы не жалкуйте, товарищ майор, что вам не пришлось. Мелочи на уху — хиба ж це улов!
— Не в рыбе суть, Бевза. Что рыба? Нам ею не торговать же. Тут сам процесс важен. Природа, она… природа! — майор плавно и ласково провел ладонью по столу, лицо стало добрым, мечтательным. — При нашей нервотрепной работе рыбалка первейшее лекарство, нам ведь тоже нужна психопрофилактика, когда природу всем организмом впитываешь, чувствуешь ее, матушку… Гм, ну ладно. С машиной у тебя порядок? Поедешь с Ушинским в Криничное.
— Есть в Криничное. — Бевза встал. Про рыбалку — кончилось, начались служебные отношения. — А что, товарищ майор, знайшли, где жил тот Саманюк?
— Пока не нашли. В городе и в поселках никто его не видывал. Вот в Криничном тоже потолкуй с жителями. Тебя знают, больше скажут.
— Товарищ майор, надо бы в Сладковку съездить.
— Зачем?
— Докладывал я вам, что на Карлушином озере по берегу ходил, место доброе искал. Рыбаков встречал знакомых, фотку им показывал. На Карлушино озеро со всей округи едут.
— Ну-ну!
— Вы ж Панаскжа, мабуть, помните? Он в прошлом годе леща словил на пять кило. Так Панасюк по фотке признал, что тот гражданин у них в Сладковке жил. Каже, точно он. У бабуси жил, у Кирилихи.
— Бевза, и ты еще жалуешься, что улов плохой! Это, братец мой, улов не на уху! Сладковка, четырнадцать верст. Скажи Ляхову, пускай ждет Ушинского и едет с ним в Криничное. А мы давай в Сладковку,
Бабуся Кирилиха проживала одна-одинешенька в своей хатке на краю довольно большой деревни Сладков-ки. Два сына в Харькове, ехать из родных мест к ним на жительство не пожелала. Копалась старушечьим делом в саду и на огороде, нужды ни в чем не ведала, жила себе тихонько. Долго квартировал у нее учитель, потом женился и переехал, осталась опять Кирилиха одна. Разве из приезжих кто, кому в сладковской гостинице не понравится, на денек-другой у Кирилихи приткнется, а то и неделю.
Бабуся охотно рассказывала Авраменко и Бевзе о своем житье-бытье, угощала прошлогодними яблоками из своего сада. Довольна бабуся, что к ней приехали, сидят, слушают бравые милицейские из райцентра. Грехов за собой не чуяла, законы отродясь не нарушала, так чего ж не поговорить с милицейскими.
— Бабуся, а сейчас у тебя живет кто-нибудь? — хрустя яблоком, спросил Авраменко.
— Есть квартирант. В совхоз на работу хочет, да пока так гуляет. Городской, боится крестьянской работы. Молодежь ноне разборчива пошла.
— Где он сейчас?
— Бог его знает, милые. Который день не приходит. Мабуть, в районе где место нашел, чи вдова яка приласкала. Последни вечера он подолгу гулял, приглядел какую-нито. Хлопец гарный, вежливый.
— Давно он у вас?
— Як тебе сказать, не соврать… В конце марта пришел до меня. Сперва по целым дням пропадал, потом по вечерам, а зараз и совсем пропал.
— Вещи его у вас остались?
— Яки вещи у холостого. Чемодан вон стоит, и все.
Авраменко достал из кармана несколько фотографий.
— Посмотрите, квартирант ваш тут есть?
Кирилиха пошла к комоду, взяла очки, надела, согнулась над столом, пальцем водит. Нашла, обрадовалась:
— Вот же он, Миша-то! Ишь, гарный хлопец який. На что он вам?
— Такая у нас работа, бабуся. Ведь без прописки жил?
— Милые, коли б в совхозе остался работать, то и прописала бы. А пока, думаю, нехай так поживет. Тихий, к старшим уважительный, вреда никому не делает…
— Ну-ка вспомните, когда он точно у вас появился?
Кирилиха долго перебирала знаменательные даты: у Фроськи Исаенковой корова отелилась через два дня, как принесли пенсию, а с пенсии Кирилиха купила новый платок, и было то в субботу, и встретился ей в магазине дед Куренок и приглашал во вторник на какой-то актив, но на актив во вторник не пошла, потому что болела спина, а в тот самый день и пришел Миша проситься на квартиру. В результате бабкиных расчетов точно выходило, что Михаил Саманюк появился в Слад-ковке 28 марта и с тех пор жил здесь, пока не исчез куда-то.