Неожиданная Россия. XX век
Шрифт:
Сходные обвинения Жданова имеются и у других эстонских историков того же уровня. При этом кроме чисто пропагандистских утверждений, никаких вменяемых доказательств современные наследники пятсов и лайдонеров привести не могут. Ближайший соратник Сталина был, конечно же, не против «выслать в Сибирь» всех врагов советской власти, но в своих действиях летом 1940 г. он опирался на значительную часть эстонского народа, выбравшую тогда ориентацию на СССР и сталинский социализм.
Митинг в Таллине по случаю прибытия делегации Государственной Думы из Москвы после принятия Эстонии в состав СССР
Вот такой вот рецепт конкретной «оранжевой революции» по Сталину. Аналогичные процессы с поправками на местные условия тогда же летом 1940 г. прошли в Литве и Латвии. И точно такие же по методам «оранжевые революции» Сталина случились в 1946-48 гг. – достаточно проанализировать внутриполитические события в Польше, Чехословакии и Румынии тех лет.
Так что «оранжевая революция» это не жупел сам по себе, это лишь совокупность условий и методов, инструмент тонкой политики. Важно, в чьих руках и с какими целями работает такой инструмент.
Глава 43. Победа рубля – деньги СССР в 1941-45 годах
«Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги» – историки и ныне спорят об истинном авторе этой знаменитой фразы: то ли Наполеон, а может забытый маршал Тривульцио или иной армейский деятель бурного военного прошлого Европы. Бесспорен лишь смысл этой могучей военно-финансовой сентенции.
Не спорили с ним и победители 1945 года. Ведь не случайно вскоре по окончании войны министром Вооруженных сил СССР стал не кто-то из маршалов, а главный финансист Советского Союза. Тогда на посту руководителя военного ведомства самого генералиссимуса Сталина сменил генерал-полковник Николай Булганин, до мая 1945 года возглавлявший Государственный банк СССР.
В условиях Великой Отечественной войны глава советского Центробанка (Булганин возглавлял его с конца 1938 года) стал заместителем наркома обороны и входил в состав Ставки верховного главнокомандования. Одним словом, даже лидеры сталинского СССР, стремившиеся в теории построить общество и экономику без денег, прекрасно понимали, что рубль на войне – это такое же оружие, как танки и бомбы.
Рубль в отступлении
Война – это всегда удар по финансовой системе государства. С 22 июня 1941 года, в результате стремительного наступления агрессора, это был и удар в прямом физическом смысле слова – за первые полгода войны захвачена или уничтожена четвёртая часть всех банковских отделений и филиалов страны.
Рубль тоже нёс боевые потери. Только за лето 1941 года 8 советских фронтов из 16, по неполным данным, оставили при отступлении на захваченной нацистами территории 44 миллиона рублей, и еще 45 миллионов было сожжено, зарыто в землю, захвачено противником или утрачено. И это только потери наличных рублей, числившихся за войсковыми частями. Общие потери рублевой наличности, оставшейся на оккупированной территории, были куда больше.
В 1941 году финансовый отдел Народного комиссариата обороны каждые две недели составлял сводную ведомость о потерях наличных денег в частях действующей армии. Архивы сохранили эти документы, передающие ужас тех дней. Сводка от 1 сентября 1941 года в частности сообщает о потере 146 тысяч рублей в 605-ом артиллерийском полку 162-й стрелковой дивизии – начфин полка оставил ящик с деньгами во время отступления, при переправе через реку. Документ сообщает, что военный трибунал приговорил за это виновного к 10 годам заключения. Тот же документ сообщает о потере 600 тысяч наличных рублей в 127-й стрелковой дивизии – машина с деньгами была расстреляна немецкими танками, сопровождающие военные финансисты погибли.
С 7 октября 1941 года специальным приказом потеря наличных денег в войсковых частях была приравнена к потере боевого оружия. Так рубль официально стал вровень с винтовками и пушками.
Спасение от наступающего противника рублевой наличности и банковской документации стало делом не менее важным, чем эвакуация в тыл промышленных производств. Трагический июнь 1941 года вспоминает Григорий Боркин, тогда 10-летний сын главного бухгалтера Бобруйского городского отделения Госбанка, которого начало войны застало в пионерском лагере далеко от города:
«По тогдашним правилам главный бухгалтер, главный кассир и управляющий Госбанком должны были жить на территории банка. Когда я пришел домой, отец расплакался от радости. Он не мог оторваться от работы, чтобы съездить за мной, – банк готовился к эвакуации… Военные патрули останавливали в городе первые попавшиеся грузовые машины и отправляли эти машины в Госбанк. К 26 июня кроме банковской “эмки” в нашем распоряжении оказалось еще 5 грузовых автомобилей. В эти машины все служащие и технические работники Госбанка во главе с управляющим и главным бухгалтером грузили банковские активы. Мы с братом тоже помогали чем могли. Бумажные деньги нам не доверяли, мы таскали бумажные мешочки с мелочью, кстати, довольно тяжелые.
Мешков не хватало, поэтому деньги, облигации и прочие ценные бумаги стали складывать в противоипритные костюмы (специальные шелковые, проклеенные олифой костюмы на случай химического нападения), которых почему-то оказалось много. Туда заталкивали деньги, ценные бумаги, и эти мешки, напоминающие по очертаниям человеческие тела, грузили в машины…
В дороге произошел трагический случай. Один из милиционеров, охранявших банк, умолял управляющего отпустить его домой, чтобы забрать внучку, посадить ее в машину, на которой мы будем уезжать. Управляющий был человек весьма жесткий, и он категорически запретил ему покидать территорию банка. А у этого милиционера никого, кроме внучки, не было, а у нее – никого, кроме него, и когда 28 июня мы попали под Смоленском под бомбежку, он застрелился. Мы сидели в кузове грузовика рядышком, и, когда он начал заваливаться, я инстинктивно попытался его удержать, схватив за рубашку. После этого я сутки ехал рядом с трупом. Я почему-то запомнил сумму, которую мы эвакуировали, – 36 миллионов рублей. Это были не только деньги и облигации, но и валюта. Полных пять грузовиков…»
Почти месяц этот караван с деньгами уходил из окружений, отступая по военным дорогам под бомбежками. Спасенные из Бобруйска деньги сдали в отделение госбанка только в Калуге. Как вспоминал спустя полвека Боркин: «Надо сказать, что эпопея сдачи денег в Калуге так просто не закончилась. Из центра много раз посылали письма с требованиями немедленно отчитаться, почему итоговая сумма не совпадает на 24 рубля 17 копеек… Из-за этого управляющего Бобруйским отделением и моего отца вызвали в Москву для отчета».
Рубль в окопах
Только за первую неделю войны на фронт было мобилизовано 5 миллионов граждан СССР, и численность армии превысила 10 миллионов человек. Эту огромную массу в условиях непрерывных боёв было необходимо снабжать не только патронами и снарядами, но и деньгами. За первый месяц войны специалисты из Генштаба и Госбанка разработали систему финансовых расчетов в действующей армии.
К августу на фронте появилась сеть «полевых отделений» и «полевых касс» Госбанка СССР. К концу 1941 года таких военных банков было уже 598. Например, все финансовые расчеты по обороне столицы проводило специальное «Отделение Госбанка Московской зоны обороны».