Неожиданная Россия
Шрифт:
От быстрого захвата Парижа союзников во многом удерживали всё те же опасения народной войны. Крупнейший по населению город Европы – свыше 700 тысяч – пугал наступающих монархов призраком десятков тысяч вчерашних «санкюлотов». Но 23 марта1814 года казаки Платова доказали, что способны не только на грабежи – именно они перехватили французских связных с донесением, в которых министр полиции наполеоновской империи Савари докладывал Бонапарту, что Париж не настроен драться против союзников.
«Ни жители Парижа, ни даже самая национальная гвардия не расположены защищаться противу войск союзных… В городе, кроме национальной и несколько старой гвардии, войск никаких нет», – радостно доносил генерал-майор Bасилий Кайсаров начальнику Главного штаба русской армии Петру Волконскому.
Утром 24 марта 1814 года царь Александр I прямо на дороге провел совещание со своим генералитетом – гоняться ли за непобедимым Наполеоном или в свете новых данных прямиком идти и брать Париж. Решено были бить прямо в сердце Франции, раз оно уже не горит революционным энтузиазмом.
«Париж стоит мессы» – русскому царю восклицать не пришлось. Париж стоил ему 6000 русских солдат, убитых 30 марта 1814 года в лобовой атаке на укрепленные высоты Монмартра, где засел один полк из старой гвардии Наполеона. В случае сопротивления всего города и строительства баррикад союзная армия едва бы выбралась живой из Парижа… Но баррикад не было – сказалась усталость от долгой войны и успешная пропагандистская кампания союзников.
Вместо революционного «Комитета общественного спасения», 1 апреля 1814 года в Париже собрался вполне сервильный Сенат, который послушно объявил о лишении Бонапарта французского трона. Некоторые историки считают, что именно так возник «День дурака»…
Узнав о том, что его столица в руках союзников, и наблюдая, как парижане и прочие французы не спешат всем народом атаковать оккупантов, Наполеон тоже капитулировал, подписав отречение. Едва разгоравшаяся с января по март 1814 года партизанская война в сельской Франции закончилась, так и не успев начаться.
Глава 55. Талоны царя Александра: первые хлебные карточки в истории России ввели в 17 году – но не в 1917, а в 1817
В нашем прошлом хватало голодных и кризисных периодов, некоторые из них ещё не история, а буквально вчерашние воспоминания – многие ещё не забыли, как по итогам горбачёвской «перестройки» держали в руках «талоны на сахар» и прочие продукты. Благо тогда не дошло до талонов на хлеб – «хлебные карточки» для России это почти синоним мировой или гражданской войны с массовым голодом. Однако впервые подобные документы, аналоги «талонов» и «карточек», появились в истории Отечества задолго до всех революций и потрясений прошлого века – и, что удивительно, появились не во время голода или какого-то конфликта, а в абсолютно мирное время с хорошим урожаем и великолепной рыночной конъюнктурой.
В эпоху молодого Пушкина и стареющего Карамзина прототипы будущих «талонов» и «хлебных карточек» официально называли «Свидетельствами для покупки из магазинов муки». Впрочем, и под магазинами тогда понимали совсем не то, что мы сегодня. Расскажем, что же это было, и зачем император Александр I ввёл в 1817 г. талоны на муку для обитателей Петербурга…
«Дабы цены на жизненные предметы понизились…»
«Наконец обращаюсь к неимоверной цене на говядину…» – писал 12 ноября 1817 г. русский царь губернатору Санкт-Петербурга. Письмо было длинным и непривычно эмоциональным для обычно сухой официальной корреспонденции императора. Вчерашнему победителю Наполеона, буквально на полпути с Венского на Аахенский конгресс, где он вершил судьбы Европы, наверняка было почти обидно писать о какой-то говядине. Блестящий самодержец, не зря прозванный современниками «Благословенным», отставив изящные французские обороты, нудно подсчитывал, что в текущем году в Петербург попало быков вроде бы на 6965 меньше, чем в предыдущем 1816 г.
«Но вы же объясняете напротив, что по донесениям из губерний, прогон скота был в обыкновенном количестве; следовательно, скрываться тут должно какое-то злоупотребление, которое надлежало вам обнаружить…» – сетовал царь, обращаясь к Сергею Вязмитинову, министру полиции и военному генерал-губернатору Петербурга. Сегодня у нас этот герой войн с Наполеоном прочно забыт, ведь генерал от инфантерии Вязимитинов занимался не героическими атаками, а нудной и скучной логистикой, обеспечением и администрированием тыла воюющей армии.
Впрочем, в биографии самого Сергея Кузьмича Вязмитинова атак то хватало – в молодости, в эпоху русско-турецких войн Екатерины II, он не раз командовал гренадёрами и егерями при штурмах османских крепостей. Именно Вязмитинов первым в русской истории занял должность «военного министра». Это случилось ещё в 1802 г., а в сентябре 1812 г., в разгар войны с Наполеоном, когда Петербург достигла весь о падении Москвы, именно Вязмитинов возглавил уже весь Кабинет Министров, правительство Российской империи.
И вот на исходе осени 1817 г. царь писал своему опытнейшему администратору: «Приложите все попечение ваше, дабы цены на жизненные предметы понизились и чтобы продовольствие Столицы вошло в лучшее положение, нежели оное ныне находится…»
Причины для беспокойства были весомы – к октябрю 1817 г. цены на продукты в столице империи, по сравнению с обычными в это время года, вдруг взлетели в полтора раза. Резкий рост стал совершенно неожиданным не только для обывателей, но и для властей, городских и высших. Ни в 1817 г., ни в предыдущие несколько лет недородов и неурожаев в России замечено не было. Наоборот, урожай текущего года считался хорошим – проблем со снабжением Петербурга никто не ожидал.
На первый взгляд полуторный рост цен за осень не покажется страшным – неприятно, но вроде бы совсем не фатально. Однако царь и его лучшие министры, опытные администраторы (другие не разбили бы Наполеона) хорошо представляли систему продовольственного снабжения Петербурга – в ту эпоху она была полностью завязана на сеть волжско-балтийских каналов.
Надвигающиеся холода блокировали те каналы льдом, и на фоне полуторного роста цен это грозило столице очень тяжелой зимой. Осеннее вздорожание свидетельствовало о явном дефиците продуктов в городе, а лёд на каналах означал, что до весны массового подвоза уже не будет. И перед царём вставал призрак если не голодных смертей, то уж точно голодных бунтов в главном городе страны.
Каналы против Наполеона
Санкт-Петербург в 1817 г. был одним из крупнейших городов Европы, отставая по числу населения только от Лондона, Парижа и Стамбула. В столице России тогда обитало 370–400 тыс. человек, в «старой столице» Москве – не более 200 тыс., тогда как остальные города под скипетром Александра I насчитывали по нескольку десятков тыс. жителей, не более.
Столичной град на Неве для той эпохи был огромным мегаполисом, к тому же расположенным в местности не самой благоприятной для земледелия – т. е. живущим на привозном продовольствии, доставляемом из других губерний России.